Между львом и лилией

Сумма, предложенная им, была не очень большой, но я сумел увеличить ее примерно втрое, после чего потребовал задаток у Меркеля в размере половины оговоренной цифры и пообещал, что результаты будут видны не позднее следующего лета. Выдвигаться я собирался следующей весной, как только сойдет снег.

Но тут ко мне пришел посыльный от мистера Вашингтона с предложением для моей группы поработать у него скаутами, причем немедленно.

Мы довели его до слияния рек, после чего он сообщил нам, что пока остается здесь и более в наших услугах не нуждается. Оговоренную сумму он заплатил нам в полной мере, и даже добавил процентов двадцать. Да, этим южане выгодно отличаются от северян – особенно янки из Новой Англии – те за лишний пенни удавились бы.

Мы же решили, что пока в горах еще не выпал снег, следует заняться нашим вторым контрактом. В пирогах, купленных у местных индейцев, мы поднялись вверх по Аллегени, Конемаух и далее по ее притокам, перетащили пироги волоком через Голубой Хребет и спустились по ручьям и речкам до Сасквеханны и далее в те места, на которые нацелились мои заказчики.

С местными индейцами я был достаточно хорошо знаком; ранее у них всегда можно было выменять бобровые шкурки. Только вот в последнее время некто Джон Харрис, поселившийся недалеко отсюда, перебил мне всю торговлю. Да и бобров в последнее время становится все меньше. Уже лет пять они торгуют в основном белками и куницами… Так что мне их совсем не было жалко. Я бы не сказал, что хороший индеец – это мертвый индеец[26], иногда они тоже бывают полезными, но эти уже стали абсолютно лишними.

Язык сасквеханноков я более или менее понимал – он был похож на языки ирокезских племен. А язык мохоков, одного из них, я неплохо знал с тех пор, как вместе с дядей промышлял торговлей шкурками, закупаемыми у индейцев в верховьях Гудзона. Мама у меня голландка, из респектабельного рода, а дядя был своего рода черной овцой семьи. Именно он научил меня, как нужно заражать одеяла и платки оспой. Когда же шкурки в тех краях стали редкостью, мы подрядились «очистить» один район от индейцев.

Дядя выменял у них несколько оставшихся шкурок на дюжину одеял, красивых цветных платков, и через пару месяцев нам оставалось только перебить немногих выживших после болезни. Мы с дядей несколько лет до того переболели оспой, после которой у нас осталось лишь по нескольку рябинок на лице, так что эта страшная болезнь для нас уже была не опасна. Потом, конечно, у тех, кто там поселился, тоже началась оспа – но ведь дядя посоветовал им сжечь длинные дома индейцев, а они, судя по всему, сначала в них залезли из любопытства. Но это уже не моя проблема, хотя заказчиков с тех пор я исправно об этом предупреждаю.

И вот сейчас, когда генерал Эдвард Брэддок пошел в поход против французов, а адъютантом назначил моего старого знакомого Вашингтона. Последний же убедил его взять в качестве скаутов мою группу. Деньги генерал предложил намного меньшие, чем некогда Вашингтон, но наш маршрут проходил по долине Сасквеханны, через Монокаси. Я договорился с Брэддоком, что встретимся мы именно в этом поселке – дорога туда шла по «цивилизованным» местам, и в моем присутствии до того момента он не нуждался, – а сам направился в Монокаси.

Меркель и его приятели встретили меня чуть ли не в штыки. Да, деревни полностью обезлюдели, но когда туда поехали первые группы немецких колонистов, то многие умерли от оспы, а других навестили непонятно откуда взявшиеся индейцы с ружьями и попросили белых убраться. Насчет первого я ему напомнил, что заранее предупреждал, чтобы никто не заходил в длинные дома. А вот касательно второго, предложил ему разобраться с оставшимися, но за сумму, в три раза превышавшую ту, которую мне платил Брэддок. Немцы, как я заметил, еще более прижимисты, чем янки, но в данном случае у Меркеля не было выбора. Тот, понятно, заныл, почему, мол, так дорого, на что я ему ответил – теперь с индейцами нам придется воевать, и возможны жертвы, в том числе и с нашей стороны.

Он, причитая, мол, откуда деньги у бедного шваба, но в конце концов согласился на удвоенную сумму (я вообще-то рассчитывал на полуторную), и мы расстались довольными друг другом. А через день я увидел длинную колонну людей в красных мундирах, разбавленную колонистами в менее заметной форме – это были люди Брэддока.

Генерал действовал методично – вдоль всего маршрута движения прорубалась просека, именуемая «дорогой Брэддока», поэтому скорость прохождения его отряда была небольшой. Мы же занимались разведкой дальнейшего маршрута, по дороге вырезав одну полувымершую деревню краснокожих. А примерно через неделю Брэддок вызвал меня к себе и познакомил с Джонатаном Оделлом. Он сказал, что это молодой хирург ко всему прочему еще и натуралист, и ему очень хочется описать природу наших новых территорий для науки. А еще он родственник то ли самого Брэддока, то ли кого-то из его офицеров – я точно не помню.