Горький проповедовал свое пролетарское Евангелие и коллективистскую мистику в согласии с тем, что в это время писал Луначарский в многочисленных работах, важнейшая из которых - двухтомная «Религия и социализм» (1908-1911). Посмотрим, как он излагал свою главную мысль в статье «Атеисты» (1908): «Сущность религии заключается, на мой взгляд, в стремлении положительно разрешить вопрос о противоречии законов жизни (потребностей человеческих) и законов природы. Старые религии и религиозно-философские системы разрешили этот вопрос,
Споры вокруг этого течения были, как уже говорилось, очень бурными и захватили широкие интеллигентские и политические круги России, которые с разных позиций критиковали идеи Горького и Луначарского. Особая непримиримость по отношению к этим идеям была характерна для В.И. Ленина, чей воинствующий атеизм вообще отвергал какие бы то ни было проявления духовности. Особенно важно для понимания сути «новой религии» социализма то, что Луначарский писал о Ницше в связи с Горьким, который и сам испытал в юношеские годы сильное влияние этого мыслителя (Луначарский, постоянно интересовавшийся Ницше, подтверждал это даже в 1928). Вот что писал Луначарский: «Ницше учил, что человек волен создавать себе иллюзии и грезы, если только они ведут его вперед по пути творческих побед, к росту сил, к царственному счастью власти над природой. Пусть даже греза окажется неосуществимой, пусть идеал - сверх сил, дело лишь в том, чтобы человек был смел и стремился вперед. Отнимите у человека подобную иллюзию, и, если он силен, он создаст себе другую, еще более прекрасную. То же, что ждет его, быть может, прекраснее всех грез».
Как видим, Ницше играет здесь иную роль, чем у С. Булгакова и Л. Франка: это уже не трагическое свидетельство нигилизма или попытка изживания нигилизма, философ выступает как теоретик мифа, помогающего жить вопреки нигилизму. То, что ницшеанский миф - это аристократический и индивидуалистический миф Сверхчеловека, а миф Горького и Луначарского - пролетарско-коллективистский миф Сверхчеловечества, имеет, на наш взгляд, второстепенное значение по сравнению с их общими корнями: именно эта общность побудила Луначарского в 1928 году признать в Ницше и фашизме силу, хотя и противостоящую коммунизму, но родственную ему: «Мы одинаково за диктатуру, мы одинаково за беспощадность в борьбе, мы одинаково за силу, потому что и мы, и они - действительные силы». Что же касается промежуточных, либерально-демократических сил, которые пытаются «создать веру в возможность разрешения социальных проблем одной словесностью», то они достойны всяческого презрения (см.
Эти рассуждения Луначарского свидетельствуют, конечно, о том, что его мысль в советский период неудержимо мельчала, но нельзя сказать, что его теоретические позиции в дореволюционный период лишены интереса, хотя он и не может считаться оригинальным мыслителем. Несомненно, духовно более ярким был другой богостроитель - Максим Горький, идеи которого в рассматриваемый период были и остались органической частью его мировоззрения и в новой форме предстали в 30-е годы, в эпоху «социалистического реализма» (см. об этом мои работы: «Le veglie della ragione». Torino, 1986; «Simbolo e storia». Venezia, 1988).