Между мгновениями

- Жив мой кубок. Я помню, как поднял его и пронёс через весь стадион. Мы им тогда надрали уши. 3:0. Такой счёт - не игра случая.

Исайя стал гладить пористый налёт забвения на стекле. Я поразился. Похоже, бумаги внутри бутыли старика совсем не занимали. А старуха клялась, что он из-за них положил свой живот на невидимом фронте. Исайя взгромоздил бутыль над головой и продолжал свою олимпийскую речь:

- Такие кубки надо выставлять в Лувре. Сопливые левые думают, что улыбка Джоконды олицетворяет загадку человека. А я считаю по-другому. Посмотрите сами, - старик впился глазами в черноту стекла, - вы видите миллионы перекошенных в страсти ртов болельщиков. Они - подлинное лицо человека, а не фривольная улыбочка бездетной дамы. Это крик пожирающего и спасающего себя человечества.

Старик поймал наши растерянные взгляды; все уголки морщин на его опавших губах полезли к ушам, и он рассмеялся, ловя языком приплясывающие челюсти:

-Я знал, что кубок тогда при обстреле не разбился, и она спрятала его от меня. Я догадывался ещё раньше - она всегда хотела украсть мои бумаги. Не зря я был прозорлив, - старик к удивлению легко бросился с головой в хлам и извлёк

какие-то пластины, обмотанные тесьмой. Он тряс ими у нас под носом, как

солдатскими обмотками:

- Это футбольные щитки. В них-то я и замуровал бумаги.

______________________________

Как прекрасна ты...- Песнь песней 7:7

Он забросил щитки себе за голову, как русский крестьянин лапти на пахоте и

торжествующе продолжал:

- А в кубке всего лишь..., - старик схватил нож, поставил бутыль боком и приставил нож ко шву, - возьмите книгу, - он обратился к Казимиру, - нет, не эту, - старик указал на увесистый том немецко-русского словаря в красно-коричневой обложке, - эту, эту, а теперь бейте по ножу.

Казимир схватил книгу и ударил. Бутыль раскололась пополам. Старик достал свёрток, разломал печать и потянул за тесемочки. Из свёртка выпали фотография, железный крест и слежалый пласт бумаги. Фотографию он ловко подхватил и тут же спрятал у себя в штанах. Крест звякнул об пол и представился. Бумагу же он стал стряхивать, как трясут половик. Она нехотя распрямилась, и мы увидели всего лишь плакат, а на нем деревянный крест в виде распростершего крылья орла на фоне полчища красных знамен со свастикой. Исайя брезгливо отбросил свое вынужденное прошлое нам под ноги.

- А теперь главный фокус, - старик ухватил из-за головы футбольные щитки за тесьму, их соединяющую, и исполнил перед нами пируэт с лентой. Крылья щитков забились под потолком, разгоняя спертый воздух лежбища Исайи. Тесьма затрепетала змейкой, крылья распрямились и бумага, вихляя задом от радости освобождения, спустилась к нам в руки.

Это бала карта Европы размером где-то метр на два. Москва и Берлин были соединены красной линией. Две одинаковые окружности были проведены с центрами в Москве и Берлине и касались друг друга одной точкой, и точка эта была: Вильнюс. Третья маленькая окружность была начертана уже вокруг Вильнюса и закрашена. Старик схватил карту и стал тянуть ее из наших рук:

- Сталин и Гитлер не верили ни в какие переговоры. Они были для них лишь карточной игрой. Кто кого надует. Они играли краплёными картами, блефовали и готовы были поставить на последнего солдата.

Нам с Казимиром жалко было птицы, и мы выпустили ее из своих рук. Исайя схватил карту, бросил ее на отродясь немытый пол и склонился над ней, но ноги его подкосились, и он задом придавил вехи истории:

- Из каких недр взаимного предательства и кем впервые была исторгнута мысль о необходимости пожать друг другу руки, сегодня никто и не скажет. Можно сказать, что причин встречи было меньше, чем беспричинных позывов, позывов крови двух нелюдей, возможно сто веков назад имевших общего предка каннибала. И палачи болеют метафизикой, - продолжал Исайя погонять тайны антиномий верхом на карте. Что удивляло в старике до оторопи: он ни на секунду не переставал говорить:

- Ранней весной 40-го появились первые клейкие листочки на опустевшем за зиму дереве закулисной игры в надувательство. Но ведь договорились о дружбе. Пора за неё и лично выпить и нож под столом поточить. Сталин стал догадываться, что ему предлагают делать мировую революцию в Турции и Индии. Но он был спокоен: "Переиграл охранку, переиграл Ленина, переиграл партию, переиграю и Гитлера". Он хорошо знал болевую точку Гитлера - Англию и знал, как он надавит на Гитлера, поэтому и на встречу согласился или сам её инициировал. Но камнем преткновения стало место, вернее, точка их соприкосновения. Гитлер демонстрировал не сумасшествие, а прозорливость. Он хотел верить, что Советы ему доверяют. Сталин же, напротив, поминал Макиавели и дал указание построить в Иваново новую фабрику по производству кумача на нужды будущей, заслуженно коммунистической, Европы. Но спор - где должна произойти историческая стыковка, зашёл в тупик.

Круг причастных к проведению партийной сходки был слишком узок. Усилием воли я тогда вошел в зондеркомиссию. Нам с Шульцем поручили снимать все заседания организационной тройки.