Между молотом и наковальней

В приемной вновь воцарились мир и спокойствие. Телохранители Ибрагим Авидзба и Джон Хутоба вернулись к разговору о прошедших соревнованиях по рукопашному бою. Министр снова почувствовал себя гражданским человеком, присел на краешек дивана и зашуршал бумагами. Раиса Николаевна принялась сортировать документы на доклад, их внушительная стопка занимала половину стола. Благостную тишину нарушали лишь шелест страниц под ее рукой и жужжание старенького вентилятора, но это спокойствие оказалось обманчивым.

Прошла минута-другая — и из кабинета президента донеслись приглушенные дверью возбужденные голоса, быстро перешедшие в такую яростную перепалку, что Раиса Николаевна вынуждена была стыдливо закрыть уши. Министр с головой зарылся в бумаги, а от былой вальяжности телохранителей не осталось и следа. Они бросали тревожные взгляды то на безжизненно молчавший телефон прямой связи с президентом, то на дубовую дверь кабинета, вздувшуюся, как негодная консервная банка, от бушевавших за ней страстей, и нерешительно топтались на месте.

Внезапно крики оборвались. За дверью происходила загадочная возня, потом послышались глухие удары. Раиса Николаевна побледнела и вскочила со стула. Министр остолбенел и растерянно захлопал глазами. Ибрагим с Джоном колебались не больше секунды и, не дожидаясь команды, ринулись спасать президента. Выхватив из кобур пистолеты, они ворвались в кабинет и застыли на пороге с открытыми ртами.

Под ноги, вихляя из стороны в сторону, катилась футбольным мячом фуражка-аэродром генерала. Сам хозяин ушел в глухую оборону. Его голова по самые уши утонула в спинке мягкого кресла, а спина превратились в барабан, на котором рассвирепевший президент отбивал так милый сердцу настоящего военного марш «Прощание славянки» и сопровождал зловещими выкриками:

— Сегодня машину, а завтра родину! Нашел себе друга! Эту продажную сволочь Шеварднадзе!

В ответ доносились лишь всхлипы и сопение. Генерал был сломлен и перестал оказывать сопротивление. Первым из телохранителей дар речи вновь обрел Ибрагим:

— Владислав Григорьевич?! Владислав Григорьевич, нам…

— Что-о?! — бросив на него такой взгляд, что бедняга едва не провалился под пол, президент яростно крикнул: — Вон! Вас кто сюда звал? — и вдогонку проворчал: — Ну что за люди! Поговорить не дадут!

Обескураженные Ибрагим с Джоном как пробки из бутылки вылетели из кабинета в приемную. В ней уже никого не было. Министра словно ветром сдуло, а ошарашенная Раиса Николаевна, как рыба, выброшенная на берег, открытым ртом хватала воздух и двумя руками удерживала дверь в коридор, опасаясь, что там услышат далеко не дипломатическую лексику президента.

Вскоре шум в кабинете стих, но генерал так и не появился в приемной. Ибрагим с Джоном обменялись недоуменными взглядами и, не решаясь снова заглянуть за дверь, напряженно прислушивались к тому, что за ней происходило. Скрип дверцы шкафа и последовавший затем характерный звон стеклянных бокалов заставили их с облегчением выдохнуть. Видимо, яркий и убедительный армейский лексикон президента до глубины души потряс боевого генерала, и назревавший острый «военно-дипломатический конфликт» закончился вполне мирно разговором «по-русски».

Прошло время, и из кабинета уже вместе вышли президент и генерал, их глаза подозрительно блестели, а щеки горели ярким румянцем. Взаимное крепкое рукопожатие лишний раз свидетельствовало о том, что все неясности были улажены и остались позади. Под вой сирены машины ГАИ генерал отправился к себе в штаб.

Владислав Григорьевич, хитровато улыбнувшись каким— то своим мыслям, мимоходом бросив многозначительный взгляд на неловко переминавшихся с ноги на ногу Ибрагима с Джоном и смущенно прятавшую глаза Раису Николаевну, возвратился в кабинет. Она поняла все без слов и, склонившись над списком посетителей президента, принялась звонить, отменяя назначенные встречи. А он прошел к окну, и его взор затерялся в простиравшейся за парком морской дали. Ибрагим с Джоном могли лишь догадываться, о чем думал президент, и, чтобы не мешать, деликатно прикрыли дверь кабинета. Оставшись один, он вернулся к столу и продолжил рассмотрение документов, но работа не пошла. Свинцовым прессом давила усталость, а в висках ломило так, будто на голову надели железный обруч.

Усилием воли президент попытался сосредоточиться, но буквы по-прежнему продолжали плясать перед глазами, а перо цеплялось за каждое слово. Он решил сделать перерыв, вызвал машину и, собрав документы, вышел в приемную. Ибрагим на ходу принял из рук папку, а Джон привычно занял место впереди, и они двинулись на выход. Внизу, у рабочего подъезда, нетерпеливо пофыркивала стареньким двигателем машина. Водитель предупредительно распахнул дверцу, президент сел на заднее сиденье, рядом опустился Ибрагим, а Джон расположился впереди. Жалобно пискнув рессорами под его внушительным весом, «Волга» тронулась с места.