Между нами горы

– Что? – откликнулся я, не оборачиваясь.

– Вы когда-нибудь лгали мне?

Теперь я повернулся и внимательно взглянул на нее.

– Это как посмотреть.

Дорога, долго остававшаяся ровной, повернула направо и потянулась с плато вниз. Каждые несколько минут порыв ветра разгонял облака, и я видел путь, извивающийся под нами миль на восемь-десять. Было похоже на то, что мы вскоре спустимся на несколько тысяч футов.

Такой резкий спуск был чреват опасностью упустить сани.

Первые 4–5 миль были сущим подарком: пологий спуск, настоящий отдых. Один раз солнце пробилось сквозь облака, и мы даже увидели кусочек синего неба. Но ближе к концу дня, примерно на шестой миле, дорога запетляла и устремилась круто вниз. Пришлось медлить и осторожничать. Если бы я поторопился, то сани набрали бы скорость и потащили меня за собой. Примерно за час до наступления темноты дорога вильнула вправо, втягиваясь в большую подкову, видневшуюся милях в десяти перед нами. Правее угадывалась очередная долина. Склоны ее были крутыми, но сама долина в поперечнике насчитывала не больше полумили.

Я прикинул, что лучше: десять миль или полмили. Если бы я решился на крутой спуск, медленно таща Эшли за собой на веревке и цепляясь за каждое дерево на пути, то мы смогли бы пересечь долину еще до темноты и срезать целых десять миль. Тогда, если от нас не отвернется удача, мы добрались бы до цели – места, где горело электричество, – уже завтра или хотя бы послезавтра.

Я повернулся к Эшли.

– Не возражаете против небольшого приключения?

– Что вы затеяли?

Я объяснил. Она прикинула расстояние, посмотрела на долину и на крутой спуск туда, начинавшийся в четверти мили от нас.

– Думаете, мы сумеем?

Покидая место катастрофы, мы спускались и в более крутых местах, но такого длинного спуска у нас еще не было.

– Если не будем торопиться.

– Я не против, – проговорила она.

Но мой внутренний голос нашептывал: «Короче – не всегда лучше».

Почему я к нему не прислушался?

Я проверил ремни и веревки. Все было как будто в порядке. Я снял снегоступы, привязал их к саням и начал спуск. Снегоступы помешали бы погружаться в снег, что при спуске было необходимо, иначе не получалось бы упора, чтобы удержать сани. Они перевалили через край и медленно съехали вниз, натянув упряжь. Я продолжил спуск, цепляясь за деревья по пути.

Получалось неплохо. Я делал шаг вниз, погружаясь в снег по бедро, хватался за ствол дерева или за ветку, подтаскивал к себе сани. И так снова и снова. За десять минут мы оставили позади половину спуска. Получалось, что всего через десять минут мы окажемся там, куда пришли бы только через полдня пути.

Наполеон сидел у Эшли на груди и наблюдал за мной. Эта затея ему совсем не нравилась. Если бы я мог поинтересоваться его мнением, он бы, кажется, посоветовал преодолеть те самые десять миль без выкрутасов, по дороге.

За две недели непрерывного снегопада снежный покров сильно увеличился. Порой я проваливался по пояс, при том, что у меня под ногами оставалось еще футов десять снега. Еще немного – и мое барахтанье вызвало бы сход лавин.

Не помню, как эта опасность превратилась в реальность. Не помню, как оступился и покатился вниз. Не помню, как лопнула моя сбруя. Не помню и того, как и чем прервалось мое падение, хотя не закрывал глаз. Просто свет разом померк.

К голове прихлынула кровь, и я смекнул, что лежу вверх тормашками, что меня завалило снегом, что дышать очень трудно. Из снега торчала только правая нога, ею я мог двигать свободно.

Сначала я попробовал сжать кулаки, потом заворочался, увеличивая для себя свободное пространство. Крутить головой было бессмысленно. Мне почти нечем было дышать, и я знал, что долго так не протяну. Я начал разбрасывать снег. Выбраться и найти Эшли – такова была моя задача. Я дрыгал правой ногой. Откуда-то сбоку сочился слабый свет. Кричать было бесполезно.

Через пять минут я довел себя почти до истерики, но так ничего и не добился. Я застрял и мог умереть вот так, вниз головой, замерзнув и задохнувшись. Когда меня найдут, я превращусь в синее мороженое.

Мы были всего в нескольких шагах от победы. Столько мучений – ради такого бесславного конца? Что за бессмыслица!

Мне в икру вцепились чьи-то острые зубы. Я услышал рычание, попытался стряхнуть хищника, но он проявил упорство. Наконец я от него избавился. Еще через несколько секунд мою ступню тронула чья-то рука, с моей ноги стали сгребать снег. Наконец я смог двигать всей ногой. Потом из снежного плена была вызволена моя вторая нога. Мне освободили от снега грудь, потом лицо.

Ее рука стряхнула снег с моего лица, и я сделал сладчайший, глубочайший вдох в своей жизни. Эшли освободила из снега одну мою руку, после чего я смог уже самостоятельно покинуть свою снежную могилу и перевалиться на бок. Наполеон при виде чуда моего воскрешения запрыгнул мне на грудь и принялся вылизывать мне лицо.