– А как тогда тебя понимать? Ты виделась с ним? Как только я уехал, ты помчала к своему гопнику?
– Не переводи стрелки. Я была в состоянии аффекта после встречи с твоей будущей женой. Звездой вечера был ты. Хоть бы предупредил, что она может… что вы… – Вздыхаю. – Неужели тебе настолько плевать на меня?
Ярик удерживает слишком близко, от его близости коротит и кроет. А еще от того, что он даже не пытается оправдаться.
– Это мерзко. Ты спал со мной, не расставшись с ней. Решил развлечься перед женитьбой? Или так хотел, чтобы я поговорила с твоим отцом, наладила контакт между вами? Все ради бизнеса, будь он проклят?
– Что за бред, – слышу растерянное.
– Не строй из себя идиота. Твои игры никогда не знали границ. Дерьмо из дерьмовых людей никогда не выходит.
Слезы текут и текут, пока он смотрит остро, не сжалившись ни на миг. Его ноздри раздуваются, а я, распрощавшись с последними нервными клетками, выдыхаю громкое «вали в свою Америку» вместо правды.
– Тебя забыл спросить.
Его тон ледяной, я замерзаю от таких перемен. Кажется, я уже труп, потому что сердце больше не бьется. Оно не разбито, оно попросту сдохло! Но я стоически держу подбородок. Я не позволю вытереть об меня ноги. Не в этот раз.
– Катись к черту, – оставляю дурацкое последнее слово за собой.
Останься, останься… ну, пожалуйста, обними меня. Мне так страшно, – молю безмолвно. Он же должен, должен чувствовать, как тянусь к нему каждой клеточкой! Я же не справлюсь без него!
Но вместо того чтобы сгрести в охапку, как всегда делал, Жаров внезапно меня отпускает. Руки разжимаются и отпускают, а я все еще чувствую касание пальцев, как такое возможно?
Паника накрывает, потому что его лицо… что-то меняется: глаза тухнут, больше не пышут злостью, уголки губ опускаются вниз. Он странно кивает головой, расслабляется. От внезапной ухмылки, проскочившей тенью, дрожь по коже. Я не знаю этого Ярика, он пугает.
– Знаешь, может, ты и отрастила классную задницу, но в башке осталась тем же ребенком. Хватит с меня. Будто лбом об стенку бьюсь. Надоело. Какие, блть, отношения, если ты при первой же возможности на хер шлешь?
Ярик разворачивается, я невольно подаюсь вперед. Чувствую, что, если он сейчас уйдет, наступит конец света.
– Дура ты, – бросает он, задержавшись в дверях. – Я не хотел расставаться с Грейс по телефону, считаю, что это подло. Бежать вертеть хвостом, даже не выслушав, подло. Я не знал, что Грейс приедет, но ты знала, что я сделал выбор. Нужно было всего лишь дождаться меня.
– Между нами ничего…
– Хватит! – рычит Ярик, и я снова убеждаюсь, что иногда Жаровы похожи как две капли воды.
– Ты… я… – Ярик пытается что-то сказать, но в результате просто машет рукой, будто сдается. – Хватит с меня.
Почему это звучит, как прощание?
Он уходит. Ушел.
Все сломалось, я чувствую – обратно не починить. Слышу, как внизу раздается мамин голос, но не разбираю слов. Он уходит: теперь окончательно и бесповоротно. Кажется, настал мой не «хэппи-энд», дерьмовое кино получилось.
Этой ночью в голове безостановочно звучат голоса, множество обвинений и оправданий. В какой-то миг я даже полностью уверяю себя, что во всем виноват один Ярик. Но это лишь миг, один чертов миг! В остальное время я плачу и гадаю, где Жаров пропадает – домой он так и не возвращается. А завтра у него вылет в эту дурацкую Америку! Уже завтра утром я потеряю его. Возможно, навсегда.
Не могу сомкнуть глаз. От самобичеваний и мерзкой липкой жалости к себе перехожу к неконтролируемому страху. В результате полночи читаю, как ребенку может навредить зачатие под действием алкоголя. Боги, лучше бы и не начинала! К утру оказываюсь на сайте одной из платных клиник, где обещают быстро и безболезненно решить «проблему» на небольшом сроке. У меня жуткие мурашки от тех кошмаров, что написаны на заглавной странице! Как можно называть ребенка проблемой? А можно ли назвать ребенком набор хромосом? Черт.
Руки трясутся, но я закрываю вкладку к чертям собачьим. Ничего, справлюсь. Мама меня одна вырастила, и я справлюсь. Справлюсь же?
При мысли о маме накрывает апатия. Видимо, это проклятие Кукушкиных – беременеть так рано и без мужчины, который бы находился рядом, был стеной и опорой. Ругаю Жарова на чем свет стоит, а затем снова реву, потому что люблю придурка. Поддавшись порыву, даже звоню ему, но «абонент временно недоступен». А «временно» ли?
С рассветом, медленно пробирающимся в комнату из-за занавесок, становится только хуже – слишком явно проступают страхи. Неужели он так ничего и не узнает? Неужели просто не придет? Неужели снова останусь одна?
Заснуть не удается, поэтому я тихим, но уверенным шагом иду в комнату напротив. Забираюсь в кровать, укрываюсь простыней с головой. Да, так лучше. Здесь точно лучше, и подушка пахнет Яриком. Я моргаю и проваливаюсь в темноту.
В следующий раз открываю глаза, когда становится слишком светло. Не сразу понимаю, что разбудило, медленно соображаю. Лишь спустя время узнаю звуки шагов по комнате. Мигом подрываюсь, сажусь.