Между натурализмом и религией

В менталистических понятийных рамках Кант понимает разумное самопонимание акторов как знание личности о себе, причем он абстрактно противопоставляет это знание от первого лица знанию от третьего лица, знанию наблюдателя. Между двумя этими знаниями наличествует трансцендентальная разница такого рода, что самопонимание умопостигаемого субъекта принципиально невозможно скорректировать посредством знания о мире. В противоположность этому коммуникативно действующие субъекты встречаются между собой в качестве говорящих и адресатов речи в роли первых и вторыхлиц буквально глаза в глаза. Они завязывают межличностные отношения, когда договариваются о чем-либо в объективном мире и принимают одно и то же отношение к миру. В этом перформативном настрое друг на другаони в то же время обретают коммуникативный опыт друг с другомна фоне интерсубъективно разделяемого жизненного мира. Они понимают, что другой говорит или имеет в виду. Они учатся по информации и возражениям визави и делают выводы из иронии или молчания, из парадоксальных высказываний, намеков и т. д. Становление-непонятным непрозрачного поведения или разрыв коммуникации является коммуникативным опытом рефлективного вида. Хотя на данном уровне подстановку рациональности невозможно опровергнуть как таковую, это все-таки можно сделать косвенным образом.

Подобный тип опровержимости как будто бы непригоден для идеализации в сфере познания (Kongnition), даже если они имеют ту же форму прагматической подстановки. Подмена общего для всех объективного мира образует систему возможных мировых соотношений и тем самым делает возможными вмешательства в мир и интерпретации чего-либо в мире. Подмена общего для всех объективного мира является «трансцендентально» необходимой в том смысле, что ее невозможно скорректировать посредством того опыта, который без нее не мог бы состояться. Дескриптивные содержания обозначений, конечно, подлежат обоснованным пересмотрам, но не вообще формальный проект целого, состоящего из идентифицируемых предметов, — во всяком случае, до тех пор, пока наши жизненные формы сформированы естественными языками доныне известной пропозициональной структуры. Правда, апостериори мы можем удостовериться, что проект не был достаточно сформирован. Но для практик«неизбежные» подмены, очевидно, «конститутивны» в ином смысле, нежели для предметных областей.

Для поведения, регулируемого правилами, конституирующие правила постоянно открывают альтернативу между следованием правилам и их нарушением. Кроме того, принципиально наличествует альтернатива между умением и неумением (K^onnen und Nichtk^onnen). Кто не осваивает правила игры и даже не может делать ошибок, не является игроком. Это проявляется в ходепрактики. Таким образом, лишь во время коммуникативного действия обнаруживается: кто разочаровывается в прагматической подмене вменяемости, тот даже не «участвует в совместной игре». Если подмена общего для всех объективного мира не подлежит контролю посредством того типа опыта, который она только и делает возможным, то подмена рациональности, необходимая в коммуникативном действии, работает лишь до поры до времени.Она может быть опровергнута опытом, который приобретают участники этой практики как таковой.

(3) До сих пор мы исследовали детрансцендентализированное использование разума на подстановке общего для всех объективного мира и взаимной подстановке рациональности, которые должны предпринять акторы, если они принимают участие в коммуникативном действии. Дальнейшего смысла «идеализации» мы коснулись лишь мимоходом в связи с регулятивной функцией той ориентации на истину, которая дополняет соотнесенность с миром. Генеалогическая связь с «идеями» Канта наталкивает на выражение «идеализация». Практика действий, ориентированных на взаимопонимание, обязывает их участников на определенные тотализирующие предвосхищения, абстракции и перешагивание границ. Но — говоря всерьез — что общего между различными идеализациями, если их внедряют в практику?