Загнал Шотландцу маляву. Он уже как месяц чалился на кичмане. Говорят, прописку прошел правильно, устоялся, не дал себя скомпрометировать, как многие другие первоходы, и даже был принят в блатную семью, сошелся с вором. Молодцом пацан, поднимется в жизни. Все это видели, не я один.
«Привет, братишка Егор, наверное, слышал за свадьбу мою предстоящую. Хотелось бы и тебя за столом видеть, но судьба банкует по-своему. Всех благ тебе и т.п.».
Через того же Ферзя загнал на тюрьму барскую дачку. Бухалово, деликатесы, чай, пирожное, фрукты, курятину, может, еще чего, не помню. Пришлось заплатить пупкарям. Бандероль солидная оказалась, и кум один на хвост приземлился, хитровыеб…, долю попросил, я этого ожидал.
Все шло к фестивалю. Выбрав момент для утилитарной беседы, мы вместе с Леной подкатили к ее шубутной мамаше. Она, признаюсь, не особо меня привечала. Босяк, не более. Можно подумать, патрициевских кровей, аристократка, прототип Ростовой. Мания величия, не более того. Навязчивая фобия. Вооружившись необходимым на тот случай обаянием и, что не мало важно, терпением, я заглянул в универмаг, где приобрел шикарный торт «Замок» и бутылку красного вина… Да, не помню я, как там оно называлось. Махнул грамм сто на ход ноги и двинулся на борьбу с ветреными мельницами, точнее, выбросил белый флаг, что ради семьи не исполнишь. Надо создавать новую ячейку общества.
Встретила меня потенциальная теща с искривленной геометрией лица, зато бабушка была как всегда улыбчива и приветлива, как старое индейское солнце. Может, мне надо было купить цветы на такой случай… Одного белого флага ей за глаза.
– Проходи, Ванюша, раздевайся, – привечала бабуленция, и это вселяло в меня здоровый оптимизм.
Леночка наскоро наладила стол, и пригласила всех. Меня, мигеру и старое солнце.
– Мама, бабуля, мы с Ваней решили пожениться, – не катая особо вату, изрекла Лена.
Мне показалось, что как-то скоропостижно. Вдруг мамашу кондратий приобнимет. Солнце засияло всеми девятисот пятнадцатью морщинками, похоже, она знала об этом. Маминого вердикта я ждал, как подсудимый ждет вынесения приговора, прислушиваясь к тяжелому молчанию народных «кивал» (присажные). А она сказала:
– Наливай, доченька.
Клянусь дрожжами, слово в слово, вот и разбери ее. Покинул я эту скованную цитадель каким-то помятым.
– Завтра идем к твоим? – поцеловав, спросила она.
– Да, тот еще будет высший форум, – ответил я и жутко захотел ее…
В этот же вечер я отзвонился Саньку и Мухе, мы словились у нас и крепко забухали.
– Нет, ты пойми…
– Это ты пойми. Для этой глумленой утки главное – твое положение в обществе, образование…
– Да не буксуй, муха, у меня свои университеты. Скажи ему, Санек, – во мне играло обостренное чувство социальной справедливости. Что-то прыгало ниже диафрагмы, и гудел душевный камертон. А водка уже плескалась под горлом, выталкивая поплавок наружу. Прагматический вечер подходил к своему логическому финалу.
– Дай закурить… у-у теб… у тебя есть сигареты, ты же покупал…
В обстановке парадной торжественности и похмельного синдрома я встретил новый день. В подвале было почему-то темно, наверное, отключили свет. Обнаружив себя на теннисном столе с гантелью под головой, я присел. Сколько же может быть времени. Я зажег свечу и обнаружил, что все три люминесцентные лампы разбиты в хлам. В целом, посидели не плохо. А что, по мужски, реально.
В проходе, как сомнамбула, замаячил Санек. Точнее, был виден только его барельеф. Из небытия застонал Муха.
– Дайте сигарету, а, пацаны, … нет, кроме шуток.
Апокалипсис наступил уже сегодня.
Буду запредельно откровенен. Первое, что я совершил, выбравшись из подземелья, это помчался домой, дабы привести себя хоть немного в порядок Ленке звонить не стал, она позвонила сама. О, Боже!
– Ваня! – она истерично вопила. Такой голос я слышал впервые в жизни. Он меня напугал, как будто стальной стержень вонзили мне в позвоночник, и дальше имплантировали в кору головного мозга. Вместе с ней кричал и я. – Ваня, родной, приди к нам, Ванечка… Ну, что ты стоишь там. – Она взвыла как волчица и бросила трубку.
Через 20 минут я толкнул входную безликую дверь ее квартиры. Она была не заперта. У порога терли шкуру пинкертоны, доктор со сморщенным носом, бросив в пространство сокраментально-банальное «Я позвоню от вас», принялся с особым цинизмом дрочить диск телефона. Точно, ведь внизу стояла карета скорой помощи и мусорской «бобон». Боже! Что же произошло?