Между небом и раем

Маша ушла, а я по квартире хожу. Как неприкаянный, места себе не нахожу. Перед глазами глазищи ее огромные и губы пухлые. А теперь еще и соски тугие под маечкой.

Весь прекрасный набор воспоминаний, только девушки нет.

К каждому шороху за дверью прислушиваюсь, минуты считаю. За окном стемнело уже, а ее все нет. С ума схожу, как Отелло гребаный. Так и вижу ее, всю такую складную и немного наивную. С другим пацаном вижу и на себя злюсь. Хоть головой о стену бейся, а образ этот из башки не выходит. Пробрало меня до самого нутра, аж кишки сводит.

Сижу на красном диване. Один. И, как придурок, в черный экран телевизора пялюсь. Когда дверь открывается и появляется Маша, я совсем уже до ручки дошел, готов звонить в полицию и требовать, чтобы срочно спасали девушку от изнасилования. Дебил, одним словом.

— Почему так долго? — рявкаю на девушку.

Она на пороге замирает, часто моргает и на меня смотрит.

— Вы не сказали, сколько можно, — оправдывается она. — Я тут недалеко была. Подумала, что, если понадоблюсь, вы позвоните.

Дело говорит, логично же. И не пленница она здесь, и тут не казарма. И я на нее никаких прав не имею.

— И вы сами сказали, что я не пленница здесь, — добивает меня малышка своей логикой. Сам обучал ее, на свою голову.

Тру лоб, выдыхаюсь, пытаясь успокоиться, в себя прийти. Она здесь, это главное. Слушаться меня не обязана. И я отпустить обещал через месяц. Вот и месяц на исходе, а отпускать не хочется. Интересная она, складная, красивая. Почти родная уже.

— Я волновался, — говорю.

Она на миг замирает. Потом ко мне подходит, по плечу рукой проводит. Ласково так, невозможно сладко. По венам ток струится, сердце выпрыгивает из груди. Всегда так ярко на нее реагирую, даже в юности такого не было.

— Зачем тогда отпустил? — спрашивает тихо, в глаза заглядывает. Красивая, пиздец просто. Не сбежать от нее, из головы не выбросить.

— Тебе это было нужно, — говорю. — Иначе бы не просила.

— Спасибо, — говорит, руку отнимает и в комнату свою уходит.

Хочется догнать ее, обхватить за талию, к себе прижать. И не отпускать уже никуда. Даже в соседнюю комнату без меня не отпускать. Тем более, к пацану этому белобрысому не пускать больше никогда. Но я стою на месте. И только руки в кулаки сжимаю, чтобы не сорваться.

Глава 21

Маша

Мы ругаемся каждый день всю неделю. Каждый раз находим повод, чтобы зацепиться и довести друг друга до белого каления.

Самой себе обидно признаться, что не декольте на блузке, не тонкий шелковый халат длиной до середины бедра, не помогли сдвинуть с мертвой точки этого невозмутимого мужчину. Теперь он не учит меня зарабатывать. Практически все время мы сидим по разным комнатам, изредка пересекаясь на обед и ужин. И, стоит нам встретиться на общей территории, как разгорается скандал.

— Куда собралась? — рычит Глеб, пока я обуваю кеды, чтобы выйти в магазин.

— В магазин, — отвечаю, стараясь держать себя в руках.

Бесит его контроль, придирки ко мне. Он не говорит со мной, а только рычит. И чем я заслужила такое счастье? Мне кажется, что он следит за мной, даже из своей спальни.

Я замечаю, как он вздрагивает, когда звонит мой телефон и на экране появляется фото Астора. А парень, как назло, теперь звонит мне по два раза в день. Я могла бы попросить его не звонить мне так часто. Но, будто во мне поселился злобный демон, я этого не делаю. Наоборот, подмечаю потемневший от злости взгляд Глеба и чувствую облегчение. Означает ли реакция мужчины, что не безразлична ему? Да, теперь я в этом уверена. И от этого еще больше раздражает то, что он не предпринимает никаких активных действий.

— Я пойду с тобой, куплю тебе все, что хочешь, — говорит Глеб.

Ну, уж нет. Мне нужен гель для душа. И мы не настолько близки, чтобы ты мне предметы гигиены покупал.

— Не надо, я хочу пойти одна.

Глеб хмурится, отчего складка между бровей становится глубже. И, если раньше его бровей почти не было видно, то теперь они угрожающе сдвигаются, не предвещая мне ничего хорошего.

Меня, как магнитом, тянуло к этому мужчине. Иногда, проходя мимо, я задевала его бедром или рукой. Глеб вздрагивал так, словно к нему приложили оголенный электрический провод. И все это было бы смешно, если бы не его взгляд. Жесткий и обжигающий, он будоражил до глубины души.

Хотелось провести пальцем по складке между бровей, чтобы разгладить ее. И однажды я так и сделала. Но, вместо того, чтобы разгладиться, она стала глубже. И вообще, их стало две. А мужчина сначала замер, потом закрыл глаза, шумно выдохнул и… встал из-за стола.

— Почему ты такой? — взревела я от обиды. Мы давно перешли на «ты». Это случилось само самой, в одной из наших словесных перепалок.

— Какой? — тут же крутанулся он на пятках, поворачиваясь ко мне. Медовые глаза впились в мои губы, а потом, с трудом, вернулись к глазам.

— Не пускаешь к себе, — меня снова начало накрывать. Воздух между нами привычно заискрился, с каждой секундой атмосфера в комнате накалялась все сильнее.

— Что за бред? Мы живем в одной квартире, — прошипел он резко.