Между небом и землей

Веселье шло своим ходом, и я задумался над тем, кому вообще нужны эти сборища. Вдруг меня осенило, что цель подобных мероприятий издавна-высвобождение чувств из застенка сердца, и как гонит зверей инстинкт искать известь или соль, так и нас с элевсинских времен нужда сгоняет на празднества, чтоб с танцами и обрядами демонстрировать страданья и муки, выпускать на волю злость, желанье, тоску. Только выходит у нас неуклюже и пошло, мы утратили ритуальные навыки, полагаемся на пьянку, поубивали друг в друге богов и мстительно воем от боли. Я содрогнулся от этой жуткой картины.

— Да уж, — сказал Абт. — Плоховато ей.

Мне полегчало от того, что он смотрит на все так же, как я.

— Только зря она себе позволяет… — Торопливый топоток близился к кухне. — Есть в конце концов такие вещи, как… — Но снова он не кончил фразу. Вошла Минна в сопровождении Джорджа.

— Интересно, и какие же вещи?

— Это ты голосила? — спросил Абт.

— Я не голосила. Отойди-ка от холодильника. Мы с Джорджем пришли за льдом. И почему, спрашивается, вы затаились на кухне? Между прочим, у нас званый вечер. Эта парочка, — сказала она Джорджу, — вечно прячется по углам. Этот вот, в костюме гробовщика, и этот… круги под глазами. Как заговорщики. — И, шатаясь, вышла. Джордж с вытянутой, осуждающей физиономией потащил за ней вазу со льдом.

Абт сказал:

— Хозяйка веселится на всю катушку, а?

— Гарри что, тоже надрался? Да что там у них?

— Может, чуть и перебрал. Но, между прочим, он знает, что делает. Э, да какое нам дело…

— Я думал, у них все хорошо.

— Какие-то трения. Но — ах! — тут он скроил гримасу. — Все это довольно неаппетитно.

Я поддакнул:

— Уж конечно.

— И с меня на сегодня хватит. Эти штучки с поэмой Джорджа…

— А-а, ну да.

— Лучше от греха подальше.

Я совсем сник. Голос у Абта и лицо были ужасно несчастные. Не то чтобы он редко бывал несчастным, скорей наоборот. Но сегодня его обычный коктейль натужного веселья с желчью как-то больше горчил. Я это заметил сразу, и хоть хохотал, но, между проним, поежился, когда он размечтался насчет ножа в груди доктора Руда. Я вздохнул. Конечно, он до сих пор влюблен в Минну. Или, может, точнее сказать — так и не оправился от разочарования? Но не только в этом дело, я понял его глубинное недовольство, которое не покрыть простыми терминами — «разочарованье», «любовь». Более того, я и на себя разозлился, потому что мне, в глубине души, поднадоела несчастность Абта, поднадоело наблюдать, как он снова и снова собирает для нее все силы, как выдохшийся, но опытный боксер. Я мобилизовал все свое сочувствие. Ему же плохо, в конце концов, правда?

Мы возвращаемся в гостиную. Айва сидит со Стилманом у пианино. Наконец являются Серватиус и Хилда Хилман. Танцуют. Она склоняет лицо к нему на грудь. Переступают медленно, прижимаются друг к другу.

— Дивная парочка, а? — говорит Минна. Она стоит за нами. Мы испуганно оглядываемся.

— Да, а что? — говорит она. — Гарри танцевать умеет. И она ничего.

— Мы не отвечаем. — Эх вы, рыбы холодные. — Пошла было прочь, передумала.

— И нечего нос задирать. Гарри-то мужчина, а ты кто? Да и ты тоже.

— Минна, — говорю я.

— Сам ты Минна. Мы отворачиваемся.

— Дела все хуже и хуже, — говорю я, чтобы что-то сказать. — Надо сматываться. — Абт молчит.

Я говорю Айве, что иду за ее пальто.

— Ну, зачем? — говорит она. — Мне пока не хочется уходить. — И считает, что вопрос исчерпан. Спокойно озирается в приятном подпитии. Я не отступаю:

— Поздно уже.

— Не разбивайте компанию, — говорит Стилман. — Немножко еще посидите. Красный, во весь рот улыбаясь, на нас надвигается Джек Брилл. Говорит Абту:

— Моррис, Минна тебя ищет.

— Меня? Что ей надо?

— Спроси что-нибудь полегче. Только уж точно — свое она получит.

— Моррис! Моррис!

— Я же говорил! Вот она собственной персоной, — говорит Брилл.

— Моррис, — говорит Минна, сжав его плечо. — Я хочу, чтобы ты что-нибудь сделал ради общества. Надо что-то предпринять, все совершенно окислились.

— Боюсь, я не могу тебе помочь.

— Нет, можешь. У меня гениальная идея.

Никто не смеет спросить, в чем эта идея заключается. Насладясь всеобщим смятением, Джек Брилл произносит:

— И что за идея, Минна?

— Сейчас Моррис кого-нибудь загипнотизирует.

— Ошибаешься, — говорит Абт. — Я это бросил. Пусть кто-нибудь другой оживляет твое общество. — Ледяным тоном, отводя от нее глаза. — Идея неудачная, Минна, — вставляю я.

— Вот и нет. Чудная идея. А ты не суйся, куда тебя не просят.

— Брось, Минна, — говорит Джордж Хейза. — Это никому не интересно.

— Ты тоже умолкни, Джордж. Моррис, — улещает она, — я же знаю, ты просто злишься. Ну пожалуйста, ну один разок. Если сидеть сложа руки, они все сейчас по домам разбегутся.

— Но я забыл. У меня ничего не получится. Сто лет не практиковался.

— Ах, ничего ты не забыл. Все ты можешь. У тебя такая сильная воля.

— Отвяжись от него, Минна, — говорю я.

— Она своего добьется, — хмыкает Джек Брилл. — Вот увидите.

— Ты сам ее подначиваешь, — одергиваю я строго.