Между Непалом и Таймыром (сборник)

Прошло несколько дней. Я ходил, довольный своим дурацким делом. Рос в своих глазах! И до того дорос, что поделился дома со своими. Сглаживая, конечно, неудобные места – в семье, где на четверых я был единственным существом мужского пола, не обо всём говорилось прямо. Но – рассказал. Жду одобрения. Мой женсовет долго молчал. Потом Светка, глядя куда-то в пространство, спросила: «Интересно, отличники все такие дураки – или встречаются более-менее?» А мама поставила меня в тупик: «Почему ты решил, что он говорил именно об этой женщине? Мало ли у нас шахтерских вдов? Мы живем в Кузбассе!» И я – усомнился… А вдруг Р. Б. действительно говорил не о ней?

Темным пасмурным вечером я услышал знакомый свист. За воротами стояли Толик и Лёва. Предложили прогуляться, – расскажем, мол, кое-что интересное. Что-то в их интонациях было не так… Дошли до центральной улицы, пересекли сквер… Мои спутники, идя с боков, направились к городскому саду, где так поздно гулять было не принято… Я остановился:

– Что делать в саду?

– Да ты иди, иди, там увидишь – очень интересно, просто смех!

Ладно, пошли смеяться… Прошли сосновую аллею. Темнотища – освещения никакого. Двинулись к березовой роще, где раньше было кладбище.

– Вы что, хотите меня испытывать? Тогда ещё рано! Полагается в полночь. И через настоящее кладбище, а не бывшее!

– Ты иди, иди… – взял меня под локоть Лёва, и мне показалось, что он как-то нервно глотнул воздух.

– Иди, не бойся, – очень бодро поддержал Толя.

– Чего – не бояться? Что вы темните?

– Стоп! – скомандовал вдруг Лева. – Пришли…

В лицо мне ударил слепящий свет фонарика.

– Кто ещё здесь?

– Я ещё здесь! – медленно произнес Р. Б., выходя из темноты и передавая фонарик Лёве. Выглядел он жутко. На нем был чёрный, мокро блестящий плащ, на голове – эсэсовская фуражка с высокой тульей и черепом на кокарде.

– Зинд зи фертиг? Вы готовы? – спросил он лающим голосом.

– Яволь… Йес, сэр… герр… – бормотнули в унисон мои конвоиры.

– Нун, гут. Что же, майн юнге фройнд, я объясню вам, в чем дело. Четыре дня назад вы передали моей… даме через третье лицо мои нелестные о ней отзывы. Так?

– Так! – подтвердил я.

– Он признался! Отлично! Прошу занести в протокол. А знаете ли вы, что в кругу настоящих мужчин такой поступок строго наказывается?

– Может быть, но я не вижу здесь настоящих мужчин!

– Отвечать на мои вопросы! Вы человек взрослый, старше шестнадцати, значит – подсудны. Мы, трое ваших товарищей, рассмотрев дело судом чести, заочно вынесли вам приговор, который немедленно и приведем в исполнение. Лео, ты готов? Анатоль, ты готов?

– Да, йес… сэр… герр…

– Приступайте!

Я не мог двинуться с места. Мысли, одна другой несуразнее, метались хаотически в голове. Так он немец… Мать – Магда… Ах ты… Фашист! Так вот за что он сидел… а ребята? Задурил… запугал…

Лёва тем временем достал откуда-то веревку, сделал петлю, перекинул через сук толстой березы. Толя взял меня за локоть: «Пошли…» Я понимал, что убежать от троих, в темноте, среди деревьев и могильных холмов – вряд ли… Что делать? Лёвка в очках, как и я… Собью очки, а Тольке ногой в пах…

– Пошли! – Толик подтолкнул меня к дереву. Я прыгнул к Лёвке, стараясь сбить очки, но он резко отшатнулся и треснулся затылком о дерево. К Тольке я повернуться не успел – он снова держал меня за локти. Я дал ему каблуком по голени, он взвыл, и я почти вырвался, но Лёва схватил меня за грудки, лицо его исказилось от боли в затылке…

– Все! Спектакль окончен. Лёва, Толя, идите домой! Задание выполнено зер гут… о-кей! Мы преподали нашему моралисту хороший урок кодекса мужской чести.

Я медленно приходил в себя:

– Сволочи вы все! Суки позорные! Я вам этого не забуду!

– Ничего-ничего, пусть выговорится… – почти ласково сказал Р. Б.

– А я не хочу с вами разговаривать!

– Всё! – голос Р. Б. стал жёстким. – Ребята, оставьте нас вдвоём. У нас будет серьёзный разговор. Не для посторонних… Идите!

Обиженно косясь на Р. Б. «посторонние» протянули мне руки: «Пока…». Я никогда не был матерщинником, но тут от души их послал. И добавил: «Холуи немецкие! Фрицевское г…!» – для убедительности. «Идите»! – уже зло крикнул Р. Б. Ребята ушли. Оставшись наедине с Р. Б., я почему-то не испытывал никакого беспокойства. Осталась только злость – на него, но ещё больше на друзей и на себя. Я поднял глаза на «немца»:

– Ну, что мне сообщит мистер-сэр-герр? Что я ещё не дорос до понимания сути его любовных похождений?