Между никогда и навечно (ЛП)

— Если ты больше не хочешь, чтобы я сюда приходила, тогда ладно, — говорит она, поворачиваясь и подходя к окну. — Ты мне не нужен, понял? Я могу…

— Заткнись, Саванна. Ты знаешь, что это не так. Перестань вести себя как негодница.

— Ты только что назвал меня негодницей?

Она смеется, затем пытается скрыть, что это движение заставляет ее морщиться.

— Хочешь пнуть меня после того, как меня уже отпинали?

Мой рот открывается. Я в ужасе. Чувствую себя ужасно. Я начинаю извиняться, но она закатывает глаза.

— Я просто шучу, Левит. — Она снова открывает окно. — Не будь таким слабаком.

Теперь я закатываю глаза.

— Меня не так зовут.

Она ухмыляется.

— Достаточно близко.

Больше мы ничего не говорим. Саванна считает тему исчерпанной, и я позволяю ей так думать. Я стою и смотрю, как она выбирается из моего окна, и не ложусь обратно, пока полумрак не поглощает ее. Я пялюсь в потолок вплоть до сигнала будильника, а потом принимаю решение.

— Мама, — зову я, заходя на кухню. — Где отец?

Глава 3

САВАННА

Я выскальзываю из дома Леви едва появляются первые признаки рассвета. Двигаюсь тихо, чтобы не разбудить его мать-кракена.

Она такая сволочь. Считает, я собираюсь развратить Леви или что-то типа того.

Мои губы подрагивают, и я тихо смеюсь. Думаю, она не ошибается. Я только что вылезла из окна его спальни после ночевки. Мои джинсы и футболка все еще мокрые, но всего несколько минут назад на мне была пижама Леви.

И все же. Что, по ее мнению, я с ним сделаю? Займусь сексом? Принесу в жертву? Промою мозги, чтобы он присоединился к сатанинскому культу?

Нет, спасибо. Ничего из этого меня не интересует.

Я пинаю камешек с тротуара. Ненавижу, что она меня терпеть не может. Но еще больше я ненавижу то, что, вероятно, она права, ненавидя меня. А я всего-то хочу, чтобы моя дружба с единственным человеком, которого я могу выносить в этом долбаном дурацком городишке, не была такой трудной.

Пнув очередной камешек, пытаюсь не обращать внимания на то, как при каждом шаге в кедах хлюпает, а на пятках образуются волдыри. Не стоило мне бродить в грозу прошлой ночью, но особого выбора у меня не было.

Испортить единственные кеды или остаться дома, дожидаясь худшего.

Никакая обувь того не стоила.

Я иду по тихому городку, переходя от ровных тротуаров, освещенных уличными фонарями, к грязи, траве, трещинам и темноте. Безумие, насколько разниться окружение, если пройти всего милю. Дома становятся меньше, бурьян выше, пока я не добираюсь до своего квартала с домами на одну семью. Сойдя с дороги, пересекаю несколько соседских дворов. С восходом солнца уже не так темно, и мне не хочется, чтобы меня заметили.

Не то чтобы это было проблемой. Они, наверное, в отключке. Если бы удача мне улыбнулась, — а она всегда на меня хмурится, — я бы обнаружила их обоих мертвыми.

Я замедляю шаг, крадучись пробираясь во двор соседнего дома, осторожно ступая на цыпочках, чтобы не помять траву. Осмотрев дом, замечаю, что у обочины нет чужих машин, а значит, Терри не притащил никого из своих друзей. Задерживаю дыхание, чтобы прислушаться, и когда меня встречает тишина, ускоряю шаг, пока не оказываюсь у окна своей спальни. Медленно открываю его и пролезаю внутрь. От движений больнее, чем обычно, бок пульсирует и горит, но я не останавливаюсь, пока не оказываюсь на полу своей комнаты. Снова замираю и прислушиваюсь, ожидая, заметит ли кто-то мое появление.

Все по-прежнему тихо.

Я действую быстро: снимаю мокрую одежду и надеваю сухую. Моя пятка кровоточит, поэтому я натягиваю две пары носков и, сдерживая стон, снова мокрые кеды. Потом у меня урчит в животе. Я пытаюсь вспомнить, когда в последний раз ела. Точно не вчера.

На цыпочках подхожу к двери и прислоняюсь к ней ухом. По-прежнему ни звука, поэтому я поворачиваю ручку и открываю дверь достаточно широко, чтобы заглянуть в щель.

В нос тут же ударяет запах сигарет, прокисшего пива и чего-то химозного. Запах всегда кажется сильнее после ночевки у Леви или в Яме, и мне требуется минута, чтобы привыкнуть к нему. Занавески на окнах задернуты, в доме не горит ни единой лампочки, но из гостиной доносится храп.

И через эту гостиную мне нужно пройти, чтобы попасть на кухню.

Закрыв дверь, я прислоняюсь лбом к деревянной поверхности. Рисковать нельзя. Если он проснется — мне крышка, потому что с избитым до чертиков боком я не смогу быстро бежать. Желудок снова урчит, боль от голода смешивается с болью в боку, и я резко выдыхаю через нос.

Еще три года.

Мне просто нужно выжить еще три года.

Тогда мне исполнится восемнадцать, я получу аттестат о среднем образовании и смогу сказать своей маме и ее парню-мерзавцу, чтобы они отвалили. Мне больше никогда не придется видеть ни одного из них.

Еще три года я выдержу.

Подойдя к кровати, вытаскиваю из-под нее рюкзак и выползаю обратно через окно в раннее утро. Автобус не прибудет на остановку Леви еще пару часов, но я не хочу находиться в своем доме. Хорошо хоть дождя больше нет.

Думаю пройти до реки несколько кварталов, но отказываюсь от этой идеи.