Между никогда и навечно (ЛП)

Положив гитару на колени, показываю составные части. Оскар так же учил меня играть. Я ненавижу этого слизняка, но всегда буду благодарна ему за то, что он вложил мне гитару в руки. Голова грифа, колки, верхний порожек (Бринн не хихикает, как незрелая дурочка, вроде нас с Мэйбс, когда Оскар произнес это слово), гриф, струны, лады, корпус, пикгард, бридж и нижний порожек.

— Устроим тест, — говорю я ей, и она хихикает.

— В тестах я очень хороша.

— Могу поспорить. — Я ухмыляюсь. Ребенок чертовски умный. Бедняга Леви. Я смотрю на свою собаку. — Ладно, Зиггс, ты должна спуститься.

Она не шевелится.

— Вставай, дворняга. — Я толкаю ее в задницу. — Босс не научится играть, если ты не дашь ей держать гитару.

Я снова толкаю Зигги, и она ворчит. Бринн хихикает, и я со вздохом смотрю на Рыжего.

— Можешь ее вывести? — прошу я, он кивает и пытается схватить Зиггс за ошейник, но тут вмешивается Брин.

— Или мы можем пойти ко мне домой. Воспользуемся музыкальной комнатой. Мы никогда там не бываем, и она далеко от кухни, так что мешать мы не будем.

Я замираю. Смотрю на Рыжего, и тот чуть мотает головой, говоря: «нет». В его глазах отражается: «это плохая идея», поэтому, естественно, я отворачиваюсь от него. У Леви есть музыкальная комната? У меня есть шанс побывать в доме Леви? Эм, с чего бы мне отказываться от такого?

— Как далеко твой дом?

— Прямо через дорогу.

Через дорогу — не далеко. Леви сказал, оставаться в пределах территории съемок, но «через дорогу» все же можно отнести туда. Кроме того, с тех пор, как мы сюда приехали, я видела только трех папарацци, и всех на пляже, на той стороне дома, где шли съемки. Я решаюсь и говорю:

— Да, давай. — Вскочив, жестом указываю на дверь. — Веди, Босс.

Беру «Yamaha» и натягиваю ремень через голову, так что корпус гитары лежит на спине, затем хватаю из угла свою потрепанную гитару. Бринн выскальзывает из-под собаки, а Зигги перекатывается на спину, как гигантский дохлый жук.

— Мне кажется, она обиделась, — смеется Бринн.

Я киваю. Она определенно дуется.

Бринн подходит к двери трейлера и прощается с Рыжим, поэтому я повторяю за ней: машу рукой и все такое. Рыжий смотрит на меня.

— Я знаю, что ты делаешь, — говорит он тихим голосом. — Нарушительница спокойствия.

Я ухмыляюсь.

— Обломщик веселья.

Я следую за Бринн к улице, затем смотрю с ней в обе стороны, прежде чем перейти дорогу, отчего хихикаю, потому что движение транспорта на всех этих улицах перекрыто. Хотя, разумно остерегаться носящихся гольф-каров или буйных ассистентов.

Когда Бринн направляется к дому, где мы снимали, мои ноги наливаются свинцовой тяжестью. Почти комично, как много мне требуется времени, чтобы свести все детали воедино.

Вместо того чтобы обойти съемочное оборудование и войти через раздвижные двери с террасы, Бринн ведет меня через передний двор. Мимо гигантского дерева с веревочными качелями, свисающими с его ветвей, вверх по ступеням, на переднее крыльцо, затем через парадную дверь. Ее движения знакомы и отработаны, и я рада, что она не разговаривает со мной, потому что я не знаю, смогу ли составить хоть одно связное предложение.

Припоминаю сказанное на днях Бринн. Его ребята построили все декорации для вашего фильма. Одна из них даже похожа на нашу кухню.

Нашу кухню.

Потому что этот дом — ее чертов дом. Дом Леви. Внезапно я испытываю еще больший трепет, чем этим утром; только сейчас я еще взволнована и нервничаю. Актеры и съемочная группа допускаются только в часть дома. Все остальное отгорожено зелеными экранами и переносными ширмами. Честно говоря, сейчас я не смогла бы удержаться, чтобы пошпионить, даже если бы захотела.

А я не хочу.

Я восхищаюсь каждой деталью архитектуры. Корончатой лепниной. Открытой планировкой. Высокими потолками и большими окнами. Дом великолепен, и я нутром знаю, что его спроектировал и построил Леви.

«Я спроектирую каждый дюйм только для тебя, — сказал он однажды. — Только для тебя».

Я останавливаюсь перед фото в рамке, висящей на стене. На нем Бринн и Джулианна. «Однажды» Леви ставшая его «единственной». Бринн на фотографии крошечная, лет четырех или пяти, они сидят на веревочных качелях, свисающих с большого дерева во дворе. Джулианна выглядит более худой, чем я помню, но ярко улыбается, держа Бриннли на коленях.

Я спроектирую каждый дюйм только для тебя.

Видимо, он забрал это обещание и отдал его другой.

Я ревную, хотя знаю, что не имею на это права. Это его семья. Его дочь. Мать его ребенка. Выбрав их, он поступил правильно. Сделал их своим приоритетом. Пока я не знаю, что случилось с Джулианной, но, судя по этой фотографии — фотографии, которую, я уверена, снял Леви, — она была счастлива и любима.

Оторвавшись от разглядывания, иду за Бринн, которая устраивает мне мини-экскурсию.