Между никогда и навечно

Саванна морщится при этом слове, но быстро приходит в себя, и я чувствую дискомфорт, исходящий от Шэрон. Она неловко машет всем рукой. К счастью, Рыжий отвлекает внимание вопросом, адресованным Бринн.

— Какое сегодня слово, Босс?

Бринн тут же усмехается.

— Гамма. Существительное. Последовательный ряд каких-либо однородных, но отличающихся друг от друга явлений.

С дивана доносится голос Джоны.

— «Бессердечный город» прошел через гамму заголовков желтой прессы: от похвалы до презрения.

— Пять с плюсом, Джона. Молодец!

Бринн лучезарно улыбается гитаристу, и он показывает ей большой палец, не отрывая взгляда от книги, которую листает на журнальном столике. Это не тот Джона, которого я помню по Майами, и я не могу не задаться вопросом: через какую хрень вела его дорога к славе. Что бы это ни было, оно изменило его, и, похоже, не в лучшую сторону.

— Я подумала, что мы могли бы потусить на крыше, — предлагает Сав, снова привлекая к себе мое внимание. — Можем поджемовать на акустике. И пусть Босс покажет вам, чему она уже научилась.

— Я почти выучила «I Wanna Be There». G, C, D, G (прим.: речь идет о композиции «I Wanna Be There» Blessid Union Of Souls и ее начальных аккордах).

— Слышал, ты отлично справляешься, — вставляет Торрен, и Бринн улыбается ему.

Я прочищаю горло, глядя на него, и когда он переводит взгляд на меня, убеждаюсь, что мое лицо выражает угрозу. Не трогай то, что принадлежит мне.

Когда все направляются на крышу, я отступаю, преграждая Торрену путь. Минуту мы просто смотрим друг на друга, и когда он открывает рот, чтобы заговорить, я поднимаю руку, останавливая его. Когда я говорю, мой голос низкий и спокойный.

— Что бы ни происходило между тобой и Саванной — этот рекламный трюк с помолвкой, прикосновения и любые безответные чувства с твоей стороны, — давай проясним следующее. Она не твоя. Она никогда не была твоей. Избавься от фантазий. Перестань смотреть на нее так, будто она твоя навечно. Она никогда не будет твоей.

Он пристально глядит на меня. Вижу, как у него чуть челюсть не трескается от того, как сильно он, должно быть, стискивает зубы.

— Значит, ты думаешь, она твоя?

— Я это знаю. Как и ты. Но если хочешь выяснить это, милости прошу. — Я ухмыляюсь. — Я был бы, наверное, не прочь понаблюдать за твоим унижением, и я давненько не разбивал костяшки пальцев о чью-нибудь физиономию. Мне даже немного не хватает этого.

Торрен фыркает и качает головой.

— Ты понятия не имеешь, во что с ней ввязываешься.

Мои плечи напрягаются, и я стискиваю зубы. Это не оскорбление и не угроза. Это сказано благоговейно, что еще хуже. Он искренне думает, что влюблен в нее. Я ему сочувствую. Почти.

Подойдя ближе, я склоняю голову набок, изучая его лицо.

— Ты провел с ней почти десять лет, но она все равно моя. Ее кольцо? Это просто металлолом. Почему? Потому что я точно знаю, во что ввязываюсь с ней. Я — единственный, кто это знал.

Отступаю на шаг, и черты моего лица смягчаются.

— Ты думаешь, что любишь ее. Отлично. Я понимаю. Но скажу тебе это лишь раз. Переживи это. Дважды повторять не буду.

Без лишних слов поворачиваюсь и поднимаюсь на крышу. При виде меня Саванна вопросительно вскидывает бровь, и я подмигиваю, а затем сажусь на шезлонг рядом с Бриннли. Десять минут спустя появляется Торрен, и я не упускаю того, как он держится от Саванны поодаль. Хорошо.

После того, как Рыжий разжигает огонь в небольшом кострище, звучит несколько песен на двух акустических гитарах. Это еще лучше, чем раньше. Даже Джона кажется почти ожившим. Когда играет Бринн, он подпевает. Хлопает. Даже сам исполняет несколько песен. К тому времени, когда Бринн засыпает в шезлонге, уже два часа ночи, и атмосфера наполнена обещаниями. Чем-то позитивным. Даже я взволнован, хотя и не знаю, почему.

Сав пытается убедить своих товарищей по группе остаться на ночь, но те настаивают на возвращении в свой отель, потому что через несколько часов вылетают в Лос-Анджелес. Шэрон говорит мне, что заберет Бринн к себе домой. Она даже не спрашивает, хочу ли я остаться с Сав. Просто предполагает, и хотя я, вероятно, должен уверить ее в обратном, я этого не делаю. Рыжий несет Бринн к грузовику и пристегивает ее, затем, убедившись, что ворота и окна надежно заперты, исчезает в своей комнате с Зигги.

Теперь на кухне только мы с Саванной. Одни. Она толкает мою ногу своей.

— Привет, — говорит она с ухмылкой.

— Привет.

— Как себя чувствуешь?

— Хорошо.

— Как голова?

— Было и хуже.

— Хм.

Она отводит взгляд, и на ее губах играет нежная улыбка. Она снова толкает мою ногу.

— Хорошая ночь. Хочешь вернуться со мной на крышу?

Я осматриваю ее с ног до головы. Сейчас она в спортивных штанах и майке, но выглядит также соблазнительно — также достойно славы — как и сегодня на сцене. Она излучает сексапильность и опасность. И я в отчаянии пытаюсь отрицать это пьянящее сочетание.

— Я не хочу возвращаться с тобой на крышу, Саванна.