Вслепую выбрасываю руку и наношу Рыжему удар в живот, пока он смеется под хохот моей группы и нескольких «ох» от людей, слоняющихся рядом.
— Какого хрена ты творишь? Это
— Ой, Хэм, хватит, — рычу я.
— Держи, — тихо говорит Торрен, и я поднимаю на него глаза и вижу его ухмылку и протянутую руку.
Я шлепаю обеими руками в его ладонь, и он поднимает меня на ноги. Мы оба смеемся, пока он поправляет мне платье и пытается пригладить волосы. Никому не будет дела до того, что я выгляжу как помятое бедствие. Обычно я вообще нахожусь под кайфом. Трезвая и в немного помятом
— Глупая ошибка, — комментирует Рыжий за моим плечом, и я закатываю глаза.
— Я все равно уложила тебя.
— Не считается, если мы оба упали.
Я смотрю на него с ухмылкой.
— Останусь при своем мнении.
На удивление церемония проходит отлично. Я действительно наслаждаюсь выступлениями, и одна из артисток, выступавшая у нас на разогреве в последнем туре, получила награду и поблагодарила нас в своей речи, что чертовски круто. Мы не выигрываем «Клип года», но получаем награду за лучший рок-альбом, и это здорово. Обычно мы доминируем в жанровых категориях. Но когда мы выиграем награду «Исполнители года», я чуть не описываюсь от счастья.
— О, мой гребаный бог. — Я смотрю на Мэйбл, сидящую с отвисшей челюстью. — О, черт возьми, это только что случилось.
Она смотрит на меня с улыбкой от уха до уха.
— Это, черт возьми, случилось!
Я хватаю за руку ее и Торрена, а Джона держит Мэйбл за другую руку, и мы длинной вереницей идем к сцене. Когда мы оказываемся у микрофона, вместо того, чтобы подойти к нему по очереди, как обычно, Торрен толкает меня в спину.
— Это ты, Сав, — шепчет он мне на ухо.
Я бы не смогла усмирить улыбку даже ради спасения своей проклятой души. Подойдя к микрофону с тяжелой наградой в руке, я делаю глубокий вдох и начинаю речь.
— Не верится, что это только что произошло, — взволнованно говорю я. — Серьезно, я думала, что описаюсь. Вот как я была потрясена.
Публика смеется и аплодирует, мои товарищи по группе тоже присоединяются ко всем. Слышу, как Мэйбл фыркает что-то вроде «ловко, стерва», и я улыбаюсь ей, прежде чем продолжить.
— А если серьезно, то это потрясающе. Мы не ожидали такой чести, но охренеть как благодарны. Простите за ругань. Но это было бы невозможно без наших фанатов. Вы поддерживали нас снова и снова, и всем этим мы обязаны вам.
Зрители снова аплодируют. Раздаются свистки и крики. Из-за резкого освещения я почти ничего не вижу со сцены, но когда шум стихает, я нахожу в зале камеру и указываю на нее, убеждаясь, что техник за кадром знает, что прямой эфир нужно переключить на нее. Затем, глядя в объектив, говорю:
— Мне хочется выразить особую благодарность очень особенной поклоннице. Босс, вот твое слово на сегодня. Осветить. Глагол. Озарять светом. Ты осветила мои дни, мои надежды, мою любовь к музыке. Большое спасибо. Этот для тебя.
Я держу награду и посылаю воздушный поцелуй в камеру, а затем практически улетаю со сцены обратно на свое место. Мимо нас движется другая камера, и Торрен берет меня за руку и наклоняется ближе.
— Что за Босс? — шепчет он, и я улыбаюсь.
— Очень крутая малышка семи и три четверти лет, с которой я познакомилась в Северной Каролине.
Это все, что я ему говорю. По какой-то причине мне не хочется раскрывать большего, и через несколько секунд тема меняется.
Церемония заканчивается, мы отправляемся на афтепати, а затем ночуем у меня дома, и никто больше не упоминает Босса или мою загадочную благодарственную речь. Перед отъездом на следующее утро в аэропорт, я рассказываю группе о своей идее, и когда, наконец, пристегиваюсь в кресле перед долгим перелетом через всю страну, я на самом деле больше взволнована, чем обеспокоена.
Даже и не вспомнить, когда я чувствовала себя так в последний раз.
Глава 29
— Какого хрена?
Раздраженный голос Рыжего будит меня на переднем сиденье автомобиля, и я сажусь прямо, видя впереди ворота моего арендованного дома. Мы планировали вернуться поздно, чтобы попытаться избежать излишнего внимания, и, судя по всему, план сработал. За исключением…
— О, боже, это Леви?
Я бросаюсь открывать дверцу машины, но Рыжий блокирует замки, и я поворачиваюсь к нему и рычу. Он жмет кнопку открывания ворот и въезжает во двор.
— Оставайся здесь, — командует он, словно Леви — какой-то сумасшедший сталкер.
Я закатываю глаза и снова пытаюсь открыть дверцу машины, но он активировал гребаную блокировку от детей. Будто я — ребенок.
Что ж, если он хочет обращаться со мной как с ребенком, то я буду вести себя как ребенок. Бесцеремонно перебравшись через центральную консоль, я вылезаю через дверцу со стороны водителя.
— Дай мне, бл*ть, поговорить с ней, — пьяно рычит Леви.
Я спешу обогнуть машину и вернуться к воротам.