Между панк-роком и смертью

Мне нравится быть сосредоточенным и мыслить ясно. Когда я постоянно был под кайфом, я не мог заниматься спортом или бегать в любое время дня, потому что был не в себе, у меня немело тело, а еще я не мог толком отвечать на вопросы, которые мне задают, или о чем-то серьезно думать. Так приятно жить без наркотиков и контролировать всё, что с тобой происходит, а еще помнить, что было вчера. Адам всё время мне говорил: «Откажись от всех веществ и позволь себе ощутить жизнь во всей ее полноте», – и я стал гораздо счастливее, когда наконец последовал его совету. Мне нужно вести трезвый образ жизни и быть здоровым. Лэндону уже одиннадцать, а Алабаме девять. Когда умерла моя мама, мне было всего тринадцать, и я хочу сделать так, чтобы у моих детей как можно дольше был отец. Лучшее, что есть на свете, – быть рядом с семьей и детьми. Мы слушаем одну и ту же музыку – от панк-рока до хип-хопа. Мы танцуем, поем, катаемся на скейтах, на горных велосипедах, играем на барабанах, смеемся вместе. Ничто не доставляет мне большего удовольствия, чем проводить время со своими детьми.

Дети часто видят, как я делаю татуировки: иногда ко мне приходят сразу два-три мастера и работают одновременно. Дети понимают, что татуировки – неотъемлемая часть меня. Я против сведения татуировок. Все они хранят в себе какие-нибудь воспоминания. Некоторые говорят: «Черт, чувак, было бы так круто свести всё и набить татуировки по новой». Но ведь все они связаны с событиями из моей жизни. Я делал их не просто так. Избавиться от них означало бы вырвать из книги несколько страниц. Этого не будет, я их все оставлю.

Я не буду запрещать детям делать татуировки, когда они достигнут совершеннолетия, – просто хочу, чтобы они первым делом обратились ко мне, ведь я знаю лучших в мире мастеров. Лэндон и Алабама уже сами сделали мне татуировку: как-то раз, когда надо мной работали Чуи Кинтанар и Франко Вефови, дети попросили у них инструменты и выполнили часть татуировки у меня на левом бедре.

Когда Алабаме было всего три года, она сочинила песню и всё время ее пела: «Папочка мне мешает, / Мамочка мне мешает, / Эти мне мешает, / Лэндон мне мешает, / Гав-гав мне мешает, / Даймонд мне мешает, / кошка мне мешает, / яблоко мне мешает…» – с малых лет она уже знала, что хозяйка в доме! Как-то раз, когда Лэндону было шесть, он из-за чего-то расстроился и тоже написал свою песню: «Вода в моих глазах, / И ничто ее не скроет, / Это могу только я, / Только я, только я». С самого детства они пишут очень глубокие и выразительные песни.

Мы с Шэнной уже никогда не станем парой, но связаны до конца своих дней: она мать моих детей. Я очень рад, что у нее появился новый парень. Несмотря на то что наши с ней отношения не сложились, у нас получились замечательные дети. Я бы ни на что их не променял. Ради них я готов на всё: готов снова пережить худшие моменты своей жизни, если потребуется. Ради своих детей я бы снова пережил авиакатастрофу. Ради детей я желаю Шэнне самого лучшего.

ШЭННА МОУКЛЕР (бывшая жена)

Мне бы хотелось, чтобы Трэвис позволил себе по-настоящему наслаждаться всем тем, ради чего он так упорно трудился. На моих глазах он сильно вырос и стал потрясающим сильным мужчиной. Я считаю, он великолепный отец. Он может быть очень романтичным и очень заботливым, когда хочет. Как-то раз он повесил у нас в прихожей тысячу фиолетовых воздушных шариков, а потом мы поехали на концерт Принса на фиолетовом лимузине. Теперь вся эта любовь и внимание достаются Алабаме.

Мы с Шэнной расстались уже давно, но ее дочь Атиана по-прежнему член моей семьи. Часто, когда я забираю детей на выходные, беру с собой и ее. Она ездила со мной на гастроли, она ездит с нами в «Диснейленд», она ходит со мной на церемонию «Грэмми». Сейчас ей уже шестнадцать, и я всегда изо всех сил старался не отталкивать ее, даже после развода. Она моя дочь, и я ее люблю.