Между панк-роком и смертью

Врачи наложили мне на правую руку гипс. Я хотел продолжать выступать – я решил, что если Рик Аллен продолжал играть в Def Leppard, когда потерял руку, то я смогу так же настроить ударную установку, со всякими электронными устройствами. Но врачи сказали мне, что придется прекратить играть на пару месяцев, поэтому Марк с Томом пригласили барабанщика из группы, которая играла на разогреве. Я сидел дома в Короне и печатал имейлы левой рукой, сходя с ума от невозможности играть. За это время я купил пару проигрывателей и научился чесать руку под гипсом.

Этот перелом стал тревожным звоночком: я понял, что мне нужно больше думать головой. Мне нельзя ввязываться в драки, не стоит даже кататься на скейте. Со сломанной рукой я не мог ни одеться с утра, ни принять душ нормально. И я не мог играть на барабанах, что было и моей страстью, и средством к существованию.

Жизнь – это гонка, пусть ломаются неудачники.

Однажды Мелисса сказала мне, что у меня на банковском счету почти миллион долларов. «Да ладно?» – удивился я. Я за этим не следил – я быстро перестал волноваться о деньгах. Я играл на барабанах и, пока мне хватало на жизнь, не обращал внимания на банковский счет. Я принимал решения, основываясь на том, к чему лежит душа. Как говорится, найди дело, которым готов заниматься и бесплатно, а потом найди способ на нем зарабатывать.

У меня нет вкуса к дорогим вещам. Я никогда не любил красиво одеваться. И меня не интересовали часы и кольца с бриллиантами[24]. Что я действительно хотел покупать – это хорошие вещи для своего нового дома: всё то, что я буду видеть там каждый день. Так что, пока я был дома, я потратил до хрена денег на мебель. Я всегда покупал дешевую мебель в «Гудвилл»: мы жили бюджетно с другими холостяками, а это значит, что мы могли разнести свой дом и не беспокоиться об этом. Но теперь я хотел купить самую классную мебель, которую только можно приобрести за деньги, в магазинах вроде «Би-энд-Би Италия» и «Минотти».

Лучшим предметом мебели стал итальянский кожаный диван. Он был весь такой ровный и суперсовременный. Стоил он 10 тысяч долларов – и я знаю, что это дорого, но такие вещи дешевле не купишь. Я даже не мог сказать своим друзьям, с которыми вырос, сколько он стоит. За такие деньги, сказали бы они, он должен ездить или летать. Я очень уважал этот диван: я даже на него не садился. Он до сих пор у меня стоит. Хороший дизайн не устаревает.

Слишком много людей знало, где я живу. В Короне было не так много знаменитостей, поэтому я оказался в центре внимания. И я этого не скрывал: ко мне постоянно приходили друзья, или я катался по городу на одном из своих «Кадиллаков». Каждый день к моей входной двери клали записки, в которых люди признавались, что они мои самые ярые поклонники. Всё это было довольно мило.

Однажды ночью я услышал какой-то шорох на балконе. Мы вышли на улицу, чтобы посмотреть, в чем дело, и нашли цветы с запиской: «Поправляйтесь скорее». Вот это уже было жутковато. На следующий день на балконе появились новые цветы: кто-то залезал туда уже не первый раз. У меня была собака – маленький мопс, которого я назвал Кларенсом, – но он не лаял на посторонних.

Однажды вечером, примерно через неделю, мы с Мелиссой куда-то пошли. Когда мы вернулись домой, на входной двери висело жуткое письмо. В нем говорилось: «Я иду за тобой. Не пытайся сбежать от меня». Похоже на какое-то дерьмо из фильма ужасов, но я сказал: «Да по барабану, глупость какая-то». На следующий день мы опять куда-то пошли, а когда вернулись, все двери в доме, снаружи и внутри, были открыты. Там было новое письмо: «Видишь, я же говорю, что могу войти в твой дом».

Вот тогда мне стало страшно. У меня не только рука сломана, но еще и какой-то придурок забирается в мой дом. Я не знал, шутка это или человек представляет потенциальную опасность. Может, он слесарь? Это единственное, что пришло мне в голову. Я купил двух ротвейлеров и американского бульдога. Все три собаки жили на моем заднем дворе – не таком уж большом. Еще я поставил камеры и сигнализацию.