Между прошлым и будущим

Ирина сходила в сад за младшим сынком, вечер прошёл в повседневных хлопотах. Ночью она заснула и ей приснился весёлый Сашка, что он ей говорил, Ира не запомнила, утром встала более или менее спокойная, но лёгкое волнение всё же было.

***

Александр Монахов очнулся от жуткого холода, понял, что присыпан землёй и снегом. Первое, что пришло в голову – это выбраться. И тут выяснилось, что не действует правая нога и сильно болит левое плечо, вообще всё тело болело, гудела голова, наверное, контузия. Выбрался, скрипя зубами, превозмогая боль. Александр пополз, не понимая куда и зачем, он понимал только одно, что надо отползти от этого ужасного места как можно дальше. Ему вспомнилась жена, её золотые волосы, улыбка, дети. Александру так захотелось их увидеть. Он должен до них доползти, по любому, должен. В памяти всплыли строки Симонова: «Жди меня, и я вернусь, только очень жди…» Эти строки он знал наизусть, их должны знать все солдаты России. Он слышал, что в Великую Отечественную, даже в немецких окопах находили перевод этих стихов.

«Жди, когда снега метут, жди, когда жара…»

Александр шептал стихи (так легче) и полз, в раненной ноге, что-то кололо и мешало, наверное, осколок, из плеча сочилась кровь, но там ничего страшного, просто очень большой и глубокий порез. Александр упорно полз, а где-то просто скатывался по склону, пока не добрался у подножья горы до каких-то ёлочек. И тут до него дошло, что он полз не туда, ему надо вверх по склону, а он вниз подался, по пути наименьшего сопротивления. Александр посмотрел вверх на гору, уже смеркалось, и вроде как на вершине, где были сербские укрепления, ему привиделись отблески огня. «Кто там, наши или бошняки?» – подумал Александр и с досады ударил здоровой рукой по земле. Ему туда, на верх добираться будет очень сложно, да и хватит ли сил? А если сербы отступили? Об этом думать не хотелось.

Монахов пошарил за пазухой, паспорта не было. Получается, что бошняки забрали паспорт, обыскали и похоронили, не заметив, что он живой? Или заметили, но всё равно похоронили? Или это свои похоронили? Нет, свои заметили бы, что живой.

В начале весны рота Войска Республики Сербской и пятнадцать русских добровольцев заняли две горы – одну большую и одну малую. Малая гора находилась чуть впереди, ближе к боснийским позициям. Там и заняли оборону одиннадцать сербов и трое русских.

Ранним утром того апрельского дня Александра разбудили тревожный крик сербов «Напад! Турки!» и короткие очереди пулемёта и длинные матерные фразы пулемётчика Петки Денисенко. Александр выскочил из палатки вместе с Вовкой Сахновым, и больше он ничего не помнит. Кто же победил в этом бою? Александр очнулся в могиле часа в два, в три дня. Успели даже убитых похоронить. Только кто? Что же ему делать? Сознание стало меркнуть, и Александр провалился в темноту.

Очнулся он от того, что кто-то тыкал в него палкой. Александр с трудом приоткрыл веки. Перед ни стоял человек уже не молодой, но ещё и не старый, за ним виднелись сани с хворостом.

– Ко си ти? (Кто ты?), – спросил человек и повторил ещё раз. – Ко си ти?

– Что? – в полубреде спросил Александр, не понимая, что его спрашивают и что от него хотят.

Но человек его понял.

– Ти си Рус? (Ты русский?)

– Да, ја сам Рус (Да, я русский), – ответил Александр.

«Бошняк. Кто же ещё? Сейчас убьёт, ну, хоть в гору ползти не придётся», – подумал Александр и опять потерял сознание.

Очнулся Александр от тепла в каком-то доме на кровати, пожилая женщина снимала с него одежду, рядом на стуле у стола сидел тот пожилой мужчина с подножья горы. Увидев, что русский открыл глаза, женщина сказала:

– Я тебе в матери гожусь, сынок, не надо меня стесняться.

Александр и не думал стесняться, он вообще плохо понимал, где он и что с ним, и слова на полупонятном языке до него плохо доходили.

Женщина, покончив со своим делом, осмотрела тело русского.

– Весь в грязи, крови и синяках. Крови много потерял. Надо обработать его.

– Обрабатывай, – разрешил мужчина, – ты же медсестра, Ася.

– Была когда-то. Спиртом его надо протереть для дезинфекции. Давай свою сливовицу.

– Я…, – начал было мужчина.

– Только не надо, Давуд, говорить, что как истинный мусульманин, не пьёшь, согласно пророку Мухаммеду. Доставай свою сливовицу. Ты у Небойше её брал? У Небойше сливовица крепкая семьдесят градусов, почти как спирт.

– Семьдесят пять.

– Тем лучше. И сходи к Саве Ивковичу, позови его сюда, пусть он принесёт обезболивающее, бинты и всё необходимое.

– Но он же зубной врач.

– Ну и что? Другого всё равно нет, и к тому же он серб, а значит, русский ему брат и друг.