Между сердцем и мечтой

Мои щеки опалило огнем, но, удивительно, смущения не было. Я даже прикрыла глаза, ощутив, как он коснулся подушечки пальца кончиком языка.

— Ох, — вздохнула я, чувствуя, как горячая мужская ладонь скользнула по моему бедру.

Государь перехватил мою руку за запястье, поцеловал ладонь, а после подался вперед и, заглянув в глаза, шепнул:

— Ты мне нужна, Шанриз Тенерис.

— Я ваша, — ответила я и, наконец, закрыла глаза, потому что губы короля накрыли мои, и сознание подернулось туманом от проникновенной нежности поцелуи.

Дыхание участилось, и пальцы сжались, скомкав ткань мужской рубашки. Истома потекла по телу, подобно вязкому нектару. И когда губы монарха перебрались на мою шею, я лишь откинула голову и тихо застонала. Судорожно вздохнув, я отстранилась, заглянула в глаза, затянутые поволокой, и сама прижалась к его губам.

— Боги, — простонал король, когда я, задыхаясь, отстранилась. — Позволь мне, Шанни, позволь…

— Да, — выдохнула я ему в губы.

Ответом мне стал новый поцелуй, теперь более страстный и жадный. Голова моя совсем закружилась от жара, в котором сгорало мое тело, и я повторила:

— Да…

Государь поднялся с дивана, так и не спустив меня с рук. Он нес меня к своей цели, а я, уткнувшись ему в шею, вдыхала пьянящий запах сильного мужчины, и взяла в нем, тонула в своих ощущениях и млела от ощущения крепких рук, сжимавших меня. Это было невероятно, восхитительно и пьяняще. И когда моя спина коснулась кровати, я даже не подумала протестовать, потому что было готова. Мое тело жаждало его прикосновений, и я не находила сил в себе воспротивиться.

— Я больше не предам тебя, — произнес он, склонившись надо мной. — Не предам и не отпущу. Никогда.

— Почему? — спросила я, слабо понимая смысл сказанных слов.

— Потому что люблю тебя, — ответил государь и завладел моими губами…

Утро пришло ко мне, когда холодное зимнее солнце уже высоко поднялось над крышами. Я сладко потянулась и открыла глаза… Ошеломленная тем, что не узнаю своей спальни, я порывисто села и протерла глаза. А, оглядевшись, почти сразу встретилась с лукавым взглядом рыжеволосой молодой женщины в полупрозрачном одеянии. Она раскачивалась на качелях, сплетенных из веток плюща. Одна ее нога с обнаженной узкой стопой была вытянута вперед и хорошо приметна, а вторая исчезала среди пышного зеленого травяного ковра, испещренного цветами. Цветы были и на ее голове, сплетенные в венок. Яркие, словно огонь, волосы летели по ветру, а на щеках зеленоглазой красавицы играл нежный румянец. На губах блуждала улыбка, почти неуловимая, но она была. От всего полотна веяло легкостью и безмятежностью. И я бы непременно восхитилась мастерством художника, если бы не признала саму себя в лесной деве.

— Сиэль, — прошептала я. Мне показывали готовое полотно, а вот теперь я его увидела…

А в следующее мгновение кровь отхлынула от моего лица, в животе похолодело, и я повалилась обратно на подушку, закрыв лицо руками. Я была в королевской спальне! Осознание пришло вместе с воспоминанием того распутства, что творилось здесь ночью. Эти воспоминания были будто подернуты туманом, более напоминая сон, и я бы с радостью приняла такую данность, если бы не ощущала собственную наготу, а это уже точно не было сновидением.

Задержав дыхание, я осторожно повернула голову, но в постели никого больше не было. Я опять села и сдвинула одеяло в сторону. То, что я ожидала увидеть, было здесь, алело на белой простыне, став последним доказательством того, что мне ничего не привиделось, и всё, что сейчас так услужливо подкидывала мне память, случилось на самом деле.

— Хэлл, — простонала я. — Как ты это допустил, как позволил…

Я вновь накрыла лицо ладонями и уткнулась в собственные колени. Осознание невосполнимой утраты оказалось ужасающим.

— Что же я наделала? — прошептала я. — Что же теперь будет… Боги. — После вскинула взгляд на Сиэль и констатировала: — Опоил… — Я криво усмехнулась и издевательски произнесла: — Вот как.

Отыскав взглядом свою одежду, я рывком отбросила тот кусок одеяла, который еще прикрывал меня, и встала с кровати, куда попала по собственному желанию, вырванному у меня коварством. И когда я уже стояла в платье, дверь в спальню открылась. Порывисто обернувшись, я увидела ее хозяина с букетом цветов в руках. Улыбка, только что игравшая на его губах, растаяла под моим взглядом. Государь подошел к столику, положил на него букет и направился ко мне.

— Нет, — произнесла я, вытянув перед собой руку. — Не подходите.

Конечно же, он не послушал. Я не стала убегать, и рыдать, кидаясь обвинениями, тоже, просто отвернулась. В истерике не было смысла, в эту минуту я приняла свой проигрыш. Наверное, однажды это должно было случиться. Ему была нужна женщина, друга искала только я. Но и простить вторую низость подряд я была не в силах. Вчера он готов был убивать, поверив клевете, ночью забрал то, что в трезвом уме я отдавать не желала. Опоил… Какая мерзость!

— Злишься, — сказал он, остановившись за моей спиной.

— Это было подло, — глухо произнесла я. — Вы меня опоили.

— Всего лишь помог раскрыться…