Между синим и зеленым [сборник]

Сергей Кубрин Между синим и зеленым

© С. Кубрин, 2019

© ИД «Городец», 2019

* * *

Между синим и зеленым Повесть

1

Никто из пацанов не собирался мстить за Летчика, но каждый из них, бывших сослуживцев, уже мчался в его родное захолустье, на заброшенный богом аэродром, кто поездом, кто на попутках, кто рейсовым междугородним автобусом.

Костя не знал, что такое месть.

Он сменил две электрички, уломал таксиста на сторублевый проезд от одной станции к другой, а после долго шел пешком, прежде чем попал на перрон отправки поездов дальнего следования. Он и сам наверняка не знал, точнее, не помнил, как называется городок, где Летчик прожил свою недолгую жизнь. Пообещал встретить Ксива.

«А дальше мы разбе-ёмся», – привычно проглотил тот уязвимую «р».

Костя услышал не «разберемся», а «разобьемся», но решил, что жизнь, несмотря на свою удивительную жестокость, успокоится хотя бы на время, ограничившись Летчиком, который всегда был первым и, так уж вышло, первым помахал этой жизни рукой.

Он остановился, заметив двух сотрудников, патрулирующих привокзальную территорию. Бросив свежую сигарету, придавил ее мощной подошвой армейских берцев. Но от преследующего, что ли, страха или оправданного волнения зачем-то пошел напрямик, решив: если суждено попасться сегодня, так тому и быть. Костя почти случайно взглянул на одного, определив служебную усталость, проступающую на тяжелом полицейском лице отсутствующим и каким-то потусторонним, граничащим с равнодушием взглядом. Второй еще обладал признаками жизни, наверное, в силу молодости, но, даже обратив внимание на Костю, прошел мимо.

Костя понимал, что искать будут в любом случае. Никто не забудет про этот розовый танк. И найдут обязательно. Но пока он ехал к Летчику, чтобы отпустить того в последний, теперь уже вечный, рейс.

Костя не любил поезда. Не стал дымить на платформе, хотя умел курить в кулак – так, что ни один полицай не заметит. Да какой там полицай. Под конец службы даже комроты не видел, как борзый Вермут клубит в строю.

Постояв недолго, померзнув для порядка, поддавшись вечернему, свежему до скрипа ноябрьскому ветру, он показал проводнице билет, удостоверив тот паспортом. Проводница долго всматривалась в его упитанное лицо и бритую колючую голову. Потом кивнула. Костя тоже кивнул.

Отыскав место, бросил рюкзак на верхнюю полку. Дедушка, как и полагается, спал внизу, но гражданка давно отняла былые армейские прелести. Он хотел запрыгнуть наверх, избежать бы только предстоящих разговоров, но белье пока не принесли, а плацкартный сосед уже приземлился за столик, важно затолкав ногой здоровенную сумку.

– Туда уж не закину, – хохотнул старик, махнув на багажную полку. Костя посмотрел на часы. Пора бы уже.

Старик что-то еще сказал. Уже не седые, а совсем молочные, словно выбеленные, волосы тянулись по вискам, переходили в аккуратную мощную бороду. Сквозь очки таращились живые, полные ребяческой искры, большие глаза. Старик болтал без остановки, добавляя то и дело «ага, ага».

– Мой отец в войну ни одного человека не убил, – зачем-то сказал старик, – а потом всю жизнь считал себя трусом.

Когда поезд наконец тронулся и застонали рельсы под тяжестью колес, Костя рассмотрел все-таки в старике возможного собеседника, но тот уже переключился на себе подобного, сидящего напротив, и чуть-чуть стало обидно.

Поезд хоть и набирал скорость, но все равно тянулся монотонно и неуверенно. Так, словно некуда торопиться. Загоготал вагон. Шум разговоров слился со стуком дороги.

«Я в пути. Буду послезавтра», – набрал он сообщение Ксиве. Связь уже дохла, но где-то в проблесках городской жизни, появившейся вдруг за окном, холодный текст, казалось, взял себя в руки и, найдя силы, прорвался сквозь воздушные преграды, слившись с волной базовых мобильных станций.

Ксива не ответил.

Забитый насмерть людским удушьем, вагон мучительно давил, и Костя тоже решил стянуть волю в свой здоровенный кулак, потому что надо было как-то продержаться это время в пути, попросту выброшенное из жизни.

Дождался белья. Умело расстелил массивный матрас, заправив тот простыней, – не осталось ни складки, ни морщинки, будто молоко разлилось по столу. Наверху, все-таки обнаружив себя одним, лишенным вынужденных разговоров, он откинулся на взбитую подушку и первый раз, наверное, за сегодня улыбнулся.

Стало совсем хорошо, когда вытащил из рюкзака первую баночку с пивом. Громко пшикнул, сорвав клемму, и тут же обратил на себя несколько подозрительных стариковских глаз. Бабка, укутанная в шаль, недовольно хмыкнула и еще долго косилась в его сторону. Лысый дедок важно уставился на Костю, но ничего не сказал. И только болтливый сосед заметил: «Молодежь!.. Да нормальная молодежь, ага».

В общем-то было все равно. А после первого глотка, так тем более. Он отвернулся, перевалившись на другой бок, укрылся простыней, скрыв следы своей противоправной утехи.