Между ушами. Феномены мышления, интуиции и памяти

Опыты шли своим чередом, и уже спустя полчаса Лурия неожиданно ощутил, что в кабинете явственно запахло серой. Творилась форменная чертовщина. Еще через час растерянность и недоумение исследователя сменились азартом, и ученый со всей отчетливостью понял, что судьба преподнесла ему поистине царский подарок. Напротив него сидел маг, кудесник и чародей, наделенный чудовищной, небывалой, невозможной памятью. Без видимого труда он воспроизводил предлагавшиеся ему бесконечные ряды бессмысленных цифр, причем с одинаковой легкостью проделывал сию трудоемкую операцию в прямом и обратном порядке, вразбивку и как попало. Память юного репортера не имела границ в самом буквальном смысле этого слова; во всяком случае, Лурия так и не смог определить, где эти границы проходят. Ни фактора края, ни феномена интерференции – ничего из того, что всегда нам мешает одинаково прочно усваивать элементы заучиваемого, для него, казалось, не существовало. Таблицу из пятидесяти-шестидесяти цифр он запоминал моментально и через полторы минуты запросто превращал ее в многозначное число. Любую самую дикую абракадабру он запоминал сразу и навсегда и никогда ничего не забывал. Временами Лурию охватывал суеверный страх, потому что нормальные люди так не могут.

Эта невразумительная история настолько потрясла психолога, что через несколько лет кропотливых исследований он посвятил «случаю Шерешевского» специальную работу, которую назвал изящно и просто – «Маленькая книжка о большой памяти». В соответствии с доброй старой традицией, испокон веков принятой у психологов и психиатров, он обозначил своего удивительного подопечного одной-единственной буквой «Ш». Поэтому и мы в дальнейшем будем его так называть для краткости.

Чтобы как следует разобраться в исключительных способностях Ш., нам придется сделать небольшое отступление. Если основательно покопаться в специальной литературе, то можно без особого труда найти впечатляющие примеры врожденной или благоприобретенной памяти, связанной с остротой тех или иных чувств и органов восприятия – зрительных, слуховых, тактильных, двигательных и т. д. Очень часто этот своеобразный «диапазон приемлемости» бывает еще уже: человек обнаруживает великолепную память на лица, ритмы, мелодии или оттенки запаха, вкуса и цвета. Хорошо известно, что опытные педагоги легко узнают своих учеников через много лет после выпуска. Они уже давным-давно забыли их фамилии, особенности характера и прочие привходящие обстоятельства, но стоит показать им старую фотографию, как сразу же происходит «тихий взрыв». Столь же острой и безошибочной памятью на лица, если верить историкам, отличались многие выдающиеся военачальники. По свидетельству современников, такие всемирно известные полководцы, как Александр Македонский и Наполеон Бонапарт, помнили в лицо едва ли не всех своих солдат. Всеобъемлющей музыкальной памятью сплошь и рядом бывают наделены талантливые композиторы. Говорят, что Рахманинов, решив однажды подшутить над одним из своих друзей, спрятался по соседству с залой, где тот исполнял только что сочиненную пьесу, а на другой день, к величайшему смятению автора, сыграл ему эту пьесу абсолютно безошибочно и с полным блеском. Великий Моцарт, впервые услышав в четырнадцатилетнем возрасте знаменитое «Miserere», музыкальное сочинение XVI века, исполнявшееся в Сикстинской капелле, вернулся в гостиницу и, потрясенный грандиозной музыкой, записал ее от начала и до конца. В скобках на всякий случай отметим, что проделать сей замысловатый фокус было весьма непросто, поскольку папские певцы обучались особым приемам, которые практически не поддавались переложению на бумагу. Мелодический рисунок псалма бесконечно варьировался: звуки то усиливались, то ослаблялись, одни стихи пелись чуть медленнее, а другие – чуть быстрее, поэтому разложить сочинение по нотам было задачей почти неразрешимой. Однако несовершеннолетний Вольфганг исполнил «Miserere» через день с таким блеском, что папа, которому уже рассказали о сенсации, захотел увидеть юного гения и пожаловал ему по этому случаю крест и грамоту на звание кавалера «Золотого воинства».

Не отстают от композиторов и живописцы. Про французского художника Гаварни рассказывают, что, гуляя с приятелем по Монпарнасу, он мог обратить внимание собеседника на случайного прохожего и воскликнуть примерно в таком духе: «Как? Вы не помните этого человека? Да ведь мы с вами встретили его двадцать лет назад ровно на том же самом месте!»