Вот скажет что-нибудь – и носишь, как будто фенечку,всегда с собой и всегда на левой руке.Я в детстве читала сказку про бывшую феечку,оставившую шёлк одежд на песке.И думала: когда-то так же чужими рукамимир и меня примет в смертные, на свой страх.Мне снилось: я – книга, тяжёлая, словно камень,нагретый полуденным маревом, в чьих-то руках.А ещё мне снились спелые гроздья комнат:мы бежали по ним, мы бубенцом звенели…Но эти вымыслы можно теперь не помнить,если знаю, как всё бывает на самом деле.И одежды шёлк – это только начало,и совсем они не чужие – мужские руки.Но вот чего я вовсе не ожидала –что будет так страшно за жизнь, когда мы в разлуке.«Я успею ещё выспаться перед тем…»
Я успею ещё выспаться перед тем,как мы встретимся снова, чтобы поговорить.Это всё с недосыпу. Мир недвижим и нем.В голове звенит струной атласная нить,названивает: «мой», «дорогой», «о нас».Виски тормошить. Упереться в живот плечом.Увидеть, целуясь, сдвоенный серый глаз.Сейчас не спрашивай меня ни о чём.«Быть с тобой. Ночь, как мировое древо…»
Быть с тобой. Ночь, как мировое древо,поднимается с центра ладони – диаметром что Земля.От меня города лежат – вправо и влево,за спиною крапива. У ног моих тополя.Быть с тобой вдвоём. Углубленья в коре есть ниши,где привольно укрыться мошкам, если кругом вода.Я пишу на руке, чего в письме не напишешь.Поезда червоточат ствол: везут не туда.«Золотые шары наклоняются до земли, а иные – в пояс…»
Золотые шары наклоняются до земли, а иные – в пояс,как сёстры кланяются братьям своим ветрам.Ты не поймёшь, о чём я беспокоюсь,но будешь знать, что думаю по утрам-вечерамо тебе, – по рекам, пашням, горам горбатым.И дело не в серых глазах твоих, белой коже.Я потому тебя называю братом,что ты во всём говоришь противоположное.Как будто мир поделен между нас двоихи мы должны его склеить, свести ладони.«Так это не брат называется, а жених».Ну вот, и я о том же. Понял ли, понял?«У короля было четыре сына: Юг, Запад, Восток и Север…»