Между жизнями. Судмедэксперт о людях и профессии

Городок тоже был уникальным. Сравнительно небольшой центр окружало множество рабочих поселков, сформированных вокруг угольных шахт и разрезов, среди которых располагались еще несколько предприятий и четыре колонии. Последнее обстоятельство придавало коренным жителям особый шарм. Многие горожане в течение всей жизни постоянно перемещались из шахты в колонию и обратно. Рабоче-крестьянское население имело рабоче-крестьянские нравы, конфликты решались просто: на разговоры время не тратилось, а просто бралось то, что попадалось под руку, и в качестве аргумента прикладывалось к голове оппонента. Расскажу такой случай. Я уже проработал несколько лет, когда к нам доставили труп убитого на улице мужчины: его пинали, били руками и какими-то предметами, прыгали на грудь, в общем, привычная картина. На следующий день милиция доставила двух подозреваемых в совершении этого преступления — подростков лет по пятнадцать, которых мне требовалось освидетельствовать. Это стандартная процедура — задержанных всегда осматривают для того, чтобы выяснить, есть ли у них какие-то повреждения».

«А для чего это нужно?» — не понял я.

«Ну, смотрите, например, задержали человека, а у него на теле уже есть повреждения: ссадины, кровоподтеки, которые не были описаны. Потом такой задержанный может сказать, что его в милиции избили, и в качестве доказательств приведет эти следы. Как доказать, что они имелись в момент задержания? Поэтому задержанных всегда освидетельствуют».

Я кивнул.

«Так вот, я осмотрел двух этих молодых дурачков и не удержался, спросил, по какой причине они человека запинали? Ответ меня тогда поразил: «Дык, мы идем, а он пьяный лежит». — «И что?» — «И все». Все, понимаете? Поводом для убийства человека, пусть даже пьяного, стал факт того, что он лежал на улице. Потом я неоднократно встречал и такие, и даже гораздо более незначительные поводы для совершения преступления.

В городке сохранилось множество бараков послевоенной и даже более ранней постройки, в некоторых из них были деревянные водопроводные трубы и земляные полы, в каких-то заброшенных поселках люди жили словно в параллельной реальности — без воды, электричества и отопления, без документов и без медицинской помощи, и даже милиция старалась туда лишний раз не соваться. По сравнению с этим суровым городом Челябинск казался совершенно гламурным и спокойным. И чужаков городок встречал по-особенному. Мой начальник рассказывал, что в его первый день в морге прорвало трубу и затопило подвал с трупами. Лифт не работал, и санитары по пояс в воде на руках поднимали тела на этаж, причем, у первого выловленного покойника была такая же фамилия, как у начальника. Тогда он понял, что попал в очень интересное место, и это впоследствии подтвердилось.

Меня тоже встретили без лишних церемоний. В первый же день я получил труп мужчины средних лет, найденный в чистом поле в соседнем районе, относящемся к обслуживаемой нами территории. Район этот в криминальном плане был еще «веселее», чем наш городок, но это я выяснил позже, а тогда смотрел на труп и постепенно осознавал: что-то тут не так. Вначале я заподозрил, что мужчину банально избили, но потом пришел к выводу, что его переехало какое-то транспортное средство. Налицо были все признаки переезда: рваная одежда, полосы давления, «первичный щипок», переломы почти всех костей грудной клетки, разрывы и отрывы внутренних органов. Начальник удивился такой моей самоуверенности, но, осмотрев повреждения, согласился. Потратил я тогда на вскрытие часов шесть, но был доволен тем, что разобрался в механизме образования травм. Человека по фамилии Робинзон переехала сеялка, когда он, будучи пьяным, спал в чистом поле. Что делала сеялка в июне в поле, как там оказался этот мужчина и почему они встретились — все это придавало некую «сакральность» месту, в которое я попал.

За несколько лет работы в этом чудесном городе я увидел все, что только бывает в судебной медицине, за исключением авиационной травмы. Ольга Алексеевна в силу возраста не исследовала трупы и занималась приемом живых лиц («недобитых», как ласково называл их мой начальник), а мы трудились в секционном зале. Со временем начальник, видя мой энтузиазм и старательность, стал мне доверять до такой степени, что мог позвонить в воскресенье вечером и сказать, что не хочет завтра идти на работу и поедет вместо этого на рыбалку. Я приезжал в морг и вскрывал за двоих, ибо за выходные всегда накапливалось много покойников. Я на такие действия даже и не думал обижаться, потому что понимал: мне доверяют, да и опыт нарабатывался так гораздо быстрее, чем при обычном темпе работы.

Были в этом, конечно, и свои минусы — при таком потоке говорить о хорошем качестве исследования не приходилось. Максимальное количество трупов, которое мне довелось вскрыть в тот период, — это двенадцать за день, и из них не меньше половины составляли травмы и убийства. В конце рабочего дня, сняв перчатки, я не мог унять дрожь в руках».