Между жизнью и смертью

— Да я расслаблена и спокойна, как танк, почти, — усмехнулась Деметра. — В конце концов, мы всегда можем позвать на помощь. Как насчет сразу Ночи? Я нашла ритуал воззвания к ней.

— Да легко. — Рассмеялся Дем. — Где там Фея с отцом? Уже скоро…

— Фея на другой стороне сцены. А папа… Слушай, стоит на крыше, прямо над нами и рассматривает кого-то в толпе.

— Юморист… не, я понимаю, что он внешне наш ровесник, но блин…

— Да он прикрывшись невидимостью вообще-то. И странно так рассматривает, как врага… Ой! — схватившись за затылок, на который приземлилась ментальная оплеуха, Деми расстроенно вздохнула. — Засек.

— Кого?

— Папа. Меня…

— Скажи ему, чтобы слезал, нас уже объявляют… — Дем прикрыл глаза, настраиваясь. Согнать с лица серьезность, вернуть улыбку. — Но больше сальто-мортале со скрипкой я делать НЕ буду!

Деми хихикнула, оправляя шлейф платья и возвращая на лицо тонкую вуаль, прикрепленную к венку из маленьких белых цветов.

— Скажи спасибо, что папа согласился играть на рояле до того, как обиженная на весь свет Фея огласила ВЕСЬ список своих задумок. По ее плану мы с тобой вообще из себя канатоходцев строить должны были. Правда, как я при этом должна была играть на арфе, ума не приложу…

— Ну, ты понимаешь, по какому адресу пошли бы ее задумки? Надоело уже из себя клоунов строить… хочет — пусть сама хоть на ушах ходит…

— Да ладно, — Деми независимо тряхнула головой. — У нее просто обострение… Пройдет, и она опять будет вменяемая. А вообще, выбирал бы что-нибудь менее подвижное. Вот как я!

— Не мы выбираем инструмент, а он нас. Рояль мне не понравился, хотя играю я на нем довольно неплохо. Контрабас… да словно на драконе кататься, виолончель так же…

— Не надо про контрабас! — захихикала Деми. — О, наш выход. Идем?

— Ага… — Лукаво улыбнулся Дем. — Кто первый?

— Ну, вообще-то, Фея… — девушка вздохнула. Закрыла глаза. И снова открыла.

Свет на сцене погас. Шоу началось.

…Кокетливый полумесяц и звезды словно замерли, с интересом глядя вниз, на сцену. Зрители замолчали, отключили телефоны, погасили свои зажигалки. Зрители ждали «Солнце полуночи».

И когда в темноте раздался вокализ, вокруг сцены зрители отозвались восхищенным приветственным ревом, который впрочем тут же стих. Чтобы не мешать, чтобы слушать, чтобы вникать.

Тихий голос девушки, спускающейся с крыши, по винтовой дорожке из воды, завораживал каждого, как и огромные фасеточные, как у стрекозы, крылья, переливающиеся светло-голубыми и серебристыми тонами.

Спустившись вниз, Фея взмахнула руками, и водная лестница взорвалась осколками брызг, и одновременно с этим вспыхнул свет. За спинами группы, на огромном экране, посреди глубокой ночи, всходило багровое солнце.

Девушка за арфой, Деметра, тронула струны, рождая нежный перезвон мелодии. К ней подключился мужчина со скрипкой, вплетая свою музыку. Последним неожиданно заговорил рояль… И Фея запела.

Полумесяц дрогнул чуть,
Глаз своих мне не сомкнуть.
За окном царит лишь тьма,
А на сердце крик — беда!
Призываю Ночь сюда.
В жилах кровь, а не вода!
В душах зов горит для битв,
Кто спасует, тот побит!
Ночью реки крови льются,
Зло с добром опять дерутся!
Ночь приди, танцуй со мной!
Раунд будет за мечтой!
Крылья темные свои
Над толпою распахни!
Заревом кровавых рек,
Защити короткий век!

Ната, стоящая в толпе, содрогнулась. Мощный голос, чистое звучание трех инструментов, все это рождало вокруг неповторимую магию музыку и песни. Все это создавало вокруг волшебство…

Одновременно с последним словом первого припева, стрелки сдвинулись вбок, на полночь. И в небе распахнулись огромные алые крылья. Крылья, с которых вниз капала кровь… Медленно, звучно, разрываясь почти над головами людей миллионами салютов.

Кружи! Играй! Танцуй и пой!

Веди скорее нас ты в бой!

Люби сама, давай любить.

Нас никому не победить!

«Да, точно», — Ната зябко передернулась, ощущая как внутри все дрожит, откликаясь на песню. Устремляясь вперед, на сцену. Туда…

Девочка замерла, наклонив к плечу голову.

Да. Она слышала. Здесь. В толпе, кружили десять душ… Их зов был едва слышным. Почти не ощутимым. Почти прервался, и Ната решилась.

Дернула ночь вокруг себя, заматываясь в нее, словно в мантию и возвращая себе истинный облик.

По коже, светлой, как ночной туман у рек, рассыпались мерцающие искорки. Темные волосы, словно млечный путь с колючками звезд, рухнули тяжелой массой на покатые плечи. Рост девушки мгновенно стал гораздо больше. Глаза — черными с серебристыми «звездочными» зрачками, переткающими из одной формы в другую.

Приятное взгляду тело, хотя и далекое до 90-60-90.