Между жизнью и смертью

Проходя мимо ГУМа, мимо того места, откуда выкрали ее в тот проклятый день арабы, они как-то вдруг одновременно вспомнили о Толе, напарнике Банды, пострадавшем во время похищения. Банда разозлился на себя за то, что забыл о друге, тут же позвонил в "Валекс" и, узнав, что Анатолий дома, вместе с Алиной отправился к нему.

Толику в тот памятный день все же, можно сказать, повезло, как бы это кощунственно ни звучало, – он успел зажмуриться, и кислота не повредила глаза, – зрение сохранилось. Кожа лица... Конечно, трагедия, которая с ним приключилась, оставила свой страшный след, но после нескольких успешных пластических операций в одном из лучших институтов след этот не казался уже таким ужасным.

Жена, дети ни на секунду не оставляли его одного, и теперь благодаря их заботе и вниманию он уже вполне оклемался и даже несколько дней назад снова вышел на работу. Безусловно, телохранителем он работать с таким лицом уже не мог. Нельзя его было использовать и на детективной работе – слишком запоминающаяся внешность. Но руководство "Валекса" все же нашло выход, и теперь Толя чередовал работу охранника объектов со службой по сопровождению особо ценных грузов, ведь опыта такой деятельности ему было не занимать. Что особенно порадовало Банду, так это отношение к происшествию в "Валексе" – фирма не только выплатила причитающуюся Анатолию страховку, но и оплатила операции по пересадке кожи.

Ребята до вечера просидели у своего друга, рассказывая о своих злоключениях, слушая его, и лишь когда четырехлетнюю дочку бывшего телохранителя начали укладывать спать, собрались уходить, пообещав обязательно забегать еще после того, как Банда вернется с "маленькой прогулки".

А дома их ждал праздник.

В гостиной был накрыт и празднично сервирован стол, и принаряженная по такому случаю Настасья Тимофеевна и одетый в генеральскую форму Владимир Александрович с нетерпением ждали детей, как они теперь называли между собой Банду и Алину. Просто удивительно, как много может сделать опытная русская женщина всего-то за несколько часов – три вида салатов, замечательные отбивные, заливные языки, картофель фри и даже огромный пирог. Ужин получился по-настоящему торжественным и... грустным.

– А давай-ка мы с тобой выпьем коньячку! – бодро воскликнул Владимир Александрович, когда все уселись за стол. – Пойду-ка поскребу по своим сусекам...

– Не надо, Владимир Александрович! Мне нельзя, – остановил его Банда.

– А что, забеременел? – шутка получилась не слишком удачной, просто генерал почему-то волновался в этот вечер. – Что с тобой?

– Я уезжаю сегодня ночью. И мне, видимо, придется вести машину.

– А, ерунда! Пятьдесят граммов хорошего коньяка еще никого не сделали пьяным.

– Ну, если только пятьдесят...

Налив всем, Владимир Александрович поднял было рюмку и вдруг снова поставил на стол, повернулся к Банде:

– Так, значит уезжаешь?

– Да.

– На задание?

– Да.

– Сложное?

– Трудно сказать. Пока неясно. Сначала просто проведем проверку. Потом будем действовать, исходя из обстановки. Ведь прямых улик нет, возможно, все наши догадки – лишь цепочка случайностей, – как можно спокойнее, чтобы не взволновать, не испугать самых близких для него людей, объяснил Банда.

– Ну да. Конечно. А надолго?

– Тоже не знаю. Может, на неделю. А может, на несколько месяцев. Я вам буду звонить обязательно...

За столом вдруг раздались тихие всхлипывания.

Настасья Тимофеевна и Алина, до этого молча слушавшие беседу мужчин, заплакали одновременно – слезы вдруг сами собой покатились из их глаз, и не было сил, чтобы как-то удержать их.

– Ну, цыц, бабы! – шутливо-грозно прорычал Владимир Александрович. – Песню знаете: "Как родная меня мать провожала, тут и вся моя родня набежала..." Короче, кабы "все были, как вы, ротозеи, чтоб осталось от Москвы, от Расеи..."

– Да ладно тебе, Володя. Это мы так, случайно, – попыталась оправдаться Настасья Тимофеевна, быстро вытирая слезы. – Давай лучше выпьем. Скажешь ты тост, отец, наконец или нет?

– Да какой там тост!.. – Большаков снова поднял свою рюмку и чокнулся с Бандой. – Возвращайся, Сашка, побыстрее. И чтобы все было у тебя удачно. Помни, что мы все ждем тебя... Ты для нас теперь как сын...

– Спасибо! – Банда сказал это тихо, внезапно осевшим от волнения голосом.

– Да, сынок, возвращайся скорее! – поддержала мужа и Настасья Тимофеевна.

А Алина без слов подошла к Банде и на глазах родителей смело поцеловала его прямо в губы.

– Вы, главное, не волнуйтесь. Дело пустяковое, я бывал в переделках куда покруче – и ничего, все в порядке, – попробовал еще раз успокоить всех Банда. – С меня – как с гуся вода, ничего не берет...

– А ты лучше помолчи. Да по дереву постучи, типун тебе на язык, мальчишка! – вдруг строго оборвал его Большаков и опрокинул рюмку в рот...

* * *

Банда уезжал в три часа утра, и Алина, отправив спать родителей, уединилась с Сашкой в своей комнате.