Междуглушь

Она извинилась, перешла через улицу обратно, к киоску, купила «сникерс» и положила в сумочку, а потом направилась обратно, в музыкальный магазинчик. Она освободит чужое тело точно на том же месте, на котором вошла в него — у стойки с альтернативным роком. Вот только очнётся девушка с чувством, что из её жизни выпало двадцать минут.

* * *

Майки ждал. А что ещё ему оставалось? У него не было способностей к скинджекингу; и хотя он мог бы следовать за Алли и наблюдать, чем она занимается в живом мире, он этого не делал. Не хотел. Ему почему-то было неприятно видеть, как она исчезает в чужом теле.

Ещё больше ему не нравилось то, какие тела она выбирает. Вот вечно ей нужно найти для скинджекинга самую неприметную тушку! Если уж ты в состоянии впрыгнуть в любое тело, то почему не в то, на которое приятно полюбоваться в зеркало? Разве что ты монстр, каким когда-то был Майки, и кичишься своей мерзкой наружностью. Алли, однако, никак не тянула на монстра. Так почему же она всегда ограничивается самым бросовым материалом?

«Наверно, я понял бы, если бы во мне было больше человеческого», — раздумывал Майки. Он столько лет пробыл чудовищем, что ему пока ещё трудно было мыслить и вести себя по-человечески: считаться с чувствами других, сдерживать проявления своего взрывного характера, проникать в самую глубь своей души, чтобы почерпнуть в ней терпение.

Вот чего ему страшно не хватало, когда Алли отправлялась на скинджекинг — терпения. Майки не находил себе места, ворчал, бурчал и жаловался на жизнь их грустноглазой лошадке. Он кипел, он бурлил и жалел о том времени, когда был МакГиллом, потому что гораздо легче проявлять дурной нрав, если ты и с виду отвратителен. А теперь что? Согласно Алли, он вроде бы очень даже милый. Милый?! Наверняка она специально сказала так, чтобы насолить ему!

— Я НЕ МИЛЫЙ! — проорал он, обращаясь к Шилох. Та вскинула голову и радостно заржала, как будто ей сказали что-то очень-очень хорошее. Это распалило Майки ещё сильнее. Хотя ему и не хотелось больше быть монстром, спокойно сносить то, что его приговорили к вечной миловидности, своенравный юноша тоже не собирался.

Он взглянул на свою правую руку. Когда-то она была уродливой клешнёй, покрытой такими мерзкими наростами, что о них даже вспоминать тошно. Он сам их вырастил, потому что обладал способностью изменять свою форму по собственному желанию. Это было до того, как Мэри открыла медальон и показала ему тот проклятый портрет, заставивший его вспомнить, кто он такой и как выглядит. Он перевернул руку ладонью вверх и всмотрелся в рисунок линий. От пальцев исходило неяркое послесвечение, но в остальном рука ничем не отличалась от обычной, человеческой. Она совсем не изменилась с того самого момента, когда Майки так неожиданно и не по своей воле превратился из монстра в человека.

А вот изменить свою данную от рождения внешность — совсем другое дело; в один момент это не получается — процесс долгий, едва заметный. На малейшее перестроение в физическом облике у Майки уходили недели упорного труда. Вместе с тем он ещё ни разу не встречал никого, помимо самого себя, кому бы удалось подобное. Конечно, с течением времени все послесветы изменялись, по мере того как забывали свою земную жизнь, но только один — Майки — мог сам выбрать, что и как в себе переделать. Он мог превратить себя во что угодно.

Но так было когда-то. С тех пор, как он стал самим собой, физически он не изменился ни на йоту. «Это всё твоя вина!» — бросил он Алли в один из моментов душевной слабости, но та лишь плечами передёрнула: «Не можешь изменяться? А я при чём? Не надо обвинять меня в своих проблемах!» Оно, конечно, так, но всё равно это была некоторым образом её вина. Чтобы что-то в себе перестроить, Майки было необходимо очень сильно этого захотеть. А поскольку Алли он нравился таким, каким был, то он просто недостаточно сильно хотел меняться.

Но ведь Алли сейчас здесь нет, так ведь? Она ушла скинджекить, практиковаться в своём умении — так почему бы Майки не потренировать своё? Если ему удастся произвести в себе хотя бы крохотную метаморфозу, это докажет, что он не совсем ещё растерял свой талант! Докажет, что Майки МакГилл вовсе не обречён быть симпатяшкой и милашкой по чьей-то злой воле, а остаётся таковым по собственному выбору.

Поэтому Майки решил не терять зря времени и попробовать — всё равно приходится сидеть здесь, на окраине городка, и ждать Алли. Он сосредоточился на руке, стараясь силой мысли и воли модифицировать реальность. Неважно, что и как там у него изменится, главное — изменится. Он так глубоко сосредоточился, что ему показалось, будто даже солнце в небе померкло.

И кое-что случилось!