Межкультурные парадигмы в отечественной и европейской литературе. От Серебряного века до новейшего времени

Итак, прозрачный источник поэтической любовной лиры в эмиграции у Бунина как будто бы иссяк. Зато обострилась ностальгия. Любовью к Родине пронизано всё созданное им за границей. Процитируем первые впечатления писателя, навсегда оставляющего Родину. «Тускнеют глаза, опускаются вялые руки, и вянет душа, душа, обращенная на восток. Ни во что не верим, ничего не ждём, ничего не хотим. Умерли. Боялись смерти дома и умерли смертью здесь. Вот мы смертью смерть поправшие. Думаем только о том, что теперь там… Интересуемся только тем, что приходит оттуда?» Немногочисленные стихи, написанные в эмиграции, пронизаны чувством одиночества, неприкаянности и тоски.

Если Блок в своё время воскликнул «О, Русь моя! Жена моя! До боли / Нам ясен долгий путь!» («На поле Куликовом»)[98], то Бунин мог бы сказать: «О, Русь, жена чужая!» И это был бы, увы, никем не услышанный крик боли, мольба о помощи и сочувствии… Сегодня масштабная фигура Ивана Алексеевича как писателя, мыслителя, общественного деятеля оценена вполне адекватно. Осмысляя книги, дневники и письма Бунина, свидетельства его близких, друзей, возлюбленных, мы открываем не только его, но и Россию, и самих себя.

1.4. Дмитрий Мережковский и Зинаида Гиппиус: Европа и Россия в 1920 году

Статьи, написанные Зинаидой Гиппиус и Дмитрием Мережковскими для варшавской газеты «Свобода» почти сто лет назад, звучат в наши дни как весьма современное, тревожное предупреждение. Мережковский учил читателей изыскивать онтологическую символику даже в таких бытовых деталях, как запах[99].

Ночью 24 декабря 1919 г. супруги Мережковские бежали из советской России в возрожденную Польшу через Бобруйск, Минск и Вильно. Писатели давно сочувствовали полякам, Дмитрий Мережковский в своей лекции о творчестве Адама Мицкевича назвал их распятой нацией.

Жизнь супругов Мережковских в Польше можно условно разделить на четыре периода. В течение двух месяцев, начиная с середины февраля 1920 года, они жили в гостинице «Краковская» в Варшаве. Весной, по любезному предложению опекавшего их молодого друга петербургских времен, художника и литератора Юзефа Чапского, Мережковские поехали на две недели отдохнуть в родовое имение графов Чапских Морды под Минском.

Третий период – Зинаида Гиппиус назовет его «новой варшавской фазой» – продлится до пятницы 31 июля 1920 года. Все это время Мережковские будут жить на улице Крулевской в доме 29 а – напротив Саксонского сада. В субботу 17 июля 1920 года выйдет первый номер созданной ими политической, литературной и общественной газеты «Свобода», девизом которой стали слова – «За Родину и свободу». На первой странице газеты «Свобода» объявлялось, что её ближайшими сотрудниками будут Б.В. Савинков, О.И. Родичев, Д.С. Мережковский, З.Н. Гиппиус, Д.В. Философов.

Вернувшись из Гданьска (в своих мемуарах Гиппиус упорно называет его Данцигом) в начале сентября 1920 года, Мережковские поселились в гостинице «Виктория», где провели ещё полтора месяца, покинув Варшаву 20 октября 1920 г. (12 октября 1920 г. между Польшей и советской Россией было подписано перемирие). Этот четвёртый период Зинаида Гиппиус характеризует как последний и самый несчастный, что объясняется отчуждением и растущей агрессивностью со стороны многолетнего близкого друга семьи Мережковских Дмитрия Философова, попавшего под обаяние Бориса Савинкова, ставшего фактическим издателем и руководителем газеты «Свобода» и сделавшего журналиста Александра Гзовского полноправным редактором газеты, все меньше считавшимся с мнением других сотрудников, о чем с огорчением и болью пишет в своих мемуарах Зинаида Гиппиус. Именно в это время – в августе – сентября 1920 года – Гзовский публикует на страницах «Свободы» вторую редакцию повести собственного сочинения «Палачи революции», уже печатавшейся в «Минском курьере». В 1921 году предприимчивый литератор выпустит ее третьим изданием – отдельной книгой на польском языке под интригующим заглавием «В государстве красных людоедов. Повесть из жизни большевистской России».

Приехав в Варшаву, супруги Мережковские довольно быстро разочаровались в своем близком друге Борисе Савинкове, не выдержавшем испытания конкретной организаторской деятельностью на благо России, как её понимали З. Гиппиус и Д. Мережковский. К осени 1920 года и уже было трудно поверить, что еще несколько месяцев назад в очерке «Иосиф Пилсудский» Дмитрий Мережковский писал о нем: «Я назвал Бориса Савинкова как единственного сейчас русского человека в Европе, способного что-нибудь сделать для «третьей» России. Мне трудно было говорить о Савинкове: он мой друг многолетний, человек слишком мне близкий».