Мгла

Теперь она старалась идти за ним по пятам. Из-под снега доносилось журчание воды, вносившее отрадную нотку в окружавшую путников мертвую тишину.

Он резко остановился, оглядывая окрестности. Она последовала его примеру. Вдали возвышалась гора в окружении занесенных снегом ущелий и холмов.

Она вдруг заметила, что журчания горной речки больше не слышно. Воцарилось полное безмолвие.

V

– Прямо скажем, вам повезло, – заметил дежурный полицейский, когда Хюльда объяснила ему суть дела. Он был худощав и подтянут, звали его Оуливер. – Крупно повезло. Эта сирийка все еще здесь. Мы собирались отправить ее домой сегодня утром, но ее адвокат рвет и мечет. Вы же знаете, как это бывает.

– Ее адвокат, случайно, не Алберт Албертссон? – спросила Хюльда.

– Алберт? Не знаю такого. Нет, ее делом занимается женщина.

– Как ее имя?

– Я не запоминаю имен адвокатов.

– Я имею в виду иностранку.

– Хм… – Оуливер наморщил брови. – Подождите-ка… По-моему, Амена. Да, Амена.

– А почему ее депортируют?

– Ну, я, вообще-то, не знаю, чье это решение. Мое дело посадить ее в самолет.

– Я могу с ней встретиться сейчас?

Оуливер пожал плечами:

– Думаю, да. Не знаю, захочет ли она разговаривать с вами. Ничего не обещаю. Вы же понимаете, что исландская полиция у нее теперь не в почете. А зачем она вам нужна?

Он был лет на тридцать моложе Хюльды, но ни в его интонации, ни в манерах не чувствовалось особого уважения к ее возрасту. И такое случалось сплошь и рядом – молодое поколение правило бал, и Хюльда со всем своим опытом чувствовала себя выброшенной на задворки истории.

Она вздохнула:

– Это по поводу одного дела, которым я занимаюсь. Речь идет о другой иностранке, ее обнаружили мертвой в бухте на Ватнслейсюстрёнде.

Оуливер кивнул:

– Да, помню, помню. Как раз мы с напарником и приехали на вызов, когда было обнаружено тело. Та тоже пыталась получить статус беженки, верно? Видимо, надоело ждать.

– Да, русская девушка.

– Вот-вот. А почему вы этим занимаетесь?

Хюльде хотелось ответить, что это не его ума дело, но она сдержалась.

– Появились новые улики – в подробности вдаваться не могу. – Она наклонилась к Оуливеру и тихо сказала: – Довольно щепетильная тема.

Тот снова пожал плечами. Хюльде явно не удалось пробудить его интереса к делу годовой давности, и вообще ей показалось, что Оуливер сильно сомневается в способности такой старой кошелки, как она, вести полицейское расследование.

– Ну ладно, поговорите с ней, – произнес он, словно обращаясь к капризному ребенку. Хюльда опять едва удержалась от того, чтобы не вспылить. – Но в данный момент оба кабинета для допросов заняты. Может, прямо в камере?

Хюльда собралась было вежливо поблагодарить Оуливера и раскланяться, махнув на все рукой, но рассудила, что в ее ситуации нельзя пренебрегать ни одним шансом.

– Почему бы и нет?

– Подождите минуту.

Оуливер ненадолго вышел, а потом вернулся:

– Идемте.

Он проводил Хюльду до камеры, впустил ее внутрь и снова запер дверь с обратной стороны. Оказавшись в замкнутом пространстве, она содрогнулась. Когда Хюльда в детстве проказничала, бабушка имела обыкновение запирать ее в чулане, чтобы она подумала там о своем поведении. Чулан был тесным, темным и страшным. Ни мама, ни дедушка не вмешивались, – видимо, они считали, что ребенку такое наказание пойдет на пользу. Однако с тех пор Хюльда испытывала едва ли не ужас, когда оказывалась в маленьких, ограниченных четырьмя стенами помещениях. Она предприняла попытку перевести свои мысли в иное русло и подумать о чем-нибудь приятном, например о предстоящем ужине с Пьетюром. А еще о том, что сейчас она должна быть как никогда сильной – ради самой себя и ради Елены.

Молодая худощавая сирийка выглядела усталой и подавленной.

Хюльда обратилась к ней по-английски:

– Здравствуйте, меня зовут Хюльда.

Никакой реакции не последовало.

Девушка сидела на прикрепленной к стене койке – больше в камере присесть было негде. Хюльда посчитала неразумным сразу садиться рядом с ней и продолжала стоять на почтительном расстоянии у двери.

– Хюльда, – тихо и отчетливо повторила она. – Вас зовут Амена?

Девушка подняла глаза, на секунду их с Хюльдой взгляды встретились, но потом она снова уставилась в пол, скрестив руки на груди. Ей было не больше тридцати лет, а скорее, около двадцати пяти. Вся ее поза выражала тревогу и даже страх.

Хюльда продолжила по-английски:

– Я из полиции.

Она уже стала опасаться, что Оуливер дал ей неверную информацию и девушка не понимает английского, когда та промолвила:

– Я знаю.

– Мне нужно задать вам всего несколько вопросов.

– Нет.

– Почему?

– Вы хотите выслать меня из страны.