Перестроившись в левый ряд, она резко свернула на перекрестке. Айвен если и отстал, то ненадолго, вскоре он опять пристроился за нами.
Бьянка вдавила педаль в резиновый коврик, ругнулась:
— Да чтоб тебя! — крутанула руль, и автомобиль послушно скользнул в соседний ряд. — Пристегнись! — поздновато напомнила она мне, в то время, как Надюшка уже сползла на пол и тонко повизгивала.
Я попыталась последовать совету Бьянки, но не смогла, меня мотало из стороны в сторону, как тряпичную куклу. Тогда я просто вцепилась двумя руками в край сидения и стиснула зубы. Наверное, так чувствует себя осколок в калейдоскопе, летит, падает, скользит, чтобы изменился узор. Никогда не думала, что придется участвовать в гонке, когда не успеваешь рассмотреть соседние машины, пространство за окном кружится, а картинка расплывается.
— Вот же настырный мальчишка! — сквозь зубы выдала Бьянка, прибавив несколько слов, явно ругательных, на незнакомом языке.
Я прикрыла на миг глаза, подумав, что так будет проще, и услышала в своей голове шепот Айвена:
— Лизавета, ты такая красивая…моя… навсегда…
Я позабыла вдохнуть, ощущая, как внутри медленно разгорается огонь страсти. Сначала искорка совсем маленькая, практически неощутимая, которая сияет ярче и ярче.
— Моя Лизавета… Будешь помнить… ты будешь помнить…
Губы поневоле задвигались, отвечая:
— Буду, — а на щеках показались слезы.
— Я могу… — продолжал Айвен, разговаривая мысленно только со мной.
— Что? — снова против воли я задаю вопрос, потому что ответ важен, как воздух, без которого не возможна сама жизнь.
— Все могу…
— Все? — ответила, понимая, что желаю только одного — его самого.
— Открой дверь, — знаю, что автомобиль Айвена рядом с нашим, не отстает ни на миллиметр. Они настолько близко, что почти сталкиваются, обдирая идеальные отполированные бока. — И я дам, что ты хочешь…
Распахнула веки, сквозь слезы, наблюдая за тем, как правая рука, больше непослушная моей воле, движется к ручке. В душе кричу, но никто меня не слышит, только Айвен заманивает, обещает, ломает.
— …..! — смачно высказалась Бьянка, схватив меня стальной, совсем не по-женски сильной хваткой, сжимая руку так, что стало больно.
Если бы это меня спасло, я бы тарлане «спасибо» сказала. Но нет, вместо благодарности начала сопротивляться, и машина вильнула, когда Бьянка на мгновение потеряла контроль над ней.
— Фак! — ей пришлось отпустить меня. — Надя, держи свою подругу, а я займусь Айвеном! — и что-то быстро зашептала.
Надюшка опоздала совсем чуть-чуть, напала сзади, стараясь удержать мои руки, но дверка уже открылась, и автомобиль Айвена, несущийся на огромной скорости, оторвал ее.
— Лизавета, красивая моя…
— Твоя? — рыдая и сопротивляясь Наде, глядя на Айвена, спросила я.
— Моя… — кивнул он и улыбнулся, а затем протянул ладонь. — Будем вместе навсегда, только… — взглядом указал на медальон, покачивающийся на моей груди.
Надежда, как лучшая подруга, готовая на все ради моего спасения, старалась изо всех сил. Я, почти рыча, пыталась разжать ее руки, крепко обхватывающие мое тело, не позволяя высунуться из машины навстречу Айвену. Надин всхлипывала, но не отпускала, тогда я решила укусить ее.
— Лизавета, моя девочка… сладкая, влекущая, чуткая… Ты не представляешь, как я скучал по тебе… — губы Айвена зашевелились, и ветер донес до меня его обольстительные речи.
— Лизка, не дури! — отчаянно, задыхаясь, кричала Надюшка, но я ее не слышала. — Бьянка! — взмолилась она.
Тарлана так вцепилась в руль, что костяшки ее пальцев побелели от напряжения, не отвлекаясь от дороги, она продолжала говорить, одновременно в моей голове зазвучали ее слова:
— Елисава, девочка, сражайся с ним! Ты можешь! Ярослава должна была тебя научить!
— Лизавета, моя Лизавета, — колдовской дурман вновь овладел моим сознанием, заглушая иные фразы, кроме тех, что нашептывал Айвен. — Будем вместе… навсегда…
За последние слова я и зацепилась, медленно поинтересовавшись:
— Не слишком ли долго твое навсегда?
— Нет, ты будешь моей, а я твоим… Общее на двоих наслаждение, разделенная страсть, истинная любовь без обмана! — Слышалось со стороны Айвена, и я откликалась, потому что тело помнило все ласки демона, оно подчинялось его зову, игнорируя слабые попытки сопротивляться.
— Сражайся с ним, Елисава! — где-то на краю послышался другой голос. — Надежда, держи ее, не отпускай!
— Надежда погубит тебя, девочка моя, — тотчас ответил Айвен.
— Ладно, — прошептала сорванным голосом, но Бьянке удалось посеять семена сомнений в моей душе. Они упали на благодатную почву воспоминаний, которые дороги сердцу. Наваждение еще окутывало меня, подчиняло тело, но разум заставлял забыть одни воспоминания, погрузиться в другие.
…Мне года четыре и я бегу под горку, чтобы первой добраться до калитки домика, где мы обитаем. За спиной смех мамы и Ярославы, и я оборачиваюсь на секунду, а после лечу. Хнычу, очень болят содранные колени и ладони.
Мама обнимает, шепчет что-то ласковое, но я лишь сильнее рыдаю на ее плече.
Когда поднимаю голову, вижу, как неодобрительно поджимает губы крестная, с уст ее срываются жестокие слова: