Мгновенье - целая жизнь. Повесть о Феликсе Коне

Пилсудский нервно курит папироску за папироской. Некоторое время длится молчание. Потом Пилсудский кинул в набитую до краев пепельницу окурок, выпрямился в кресле:

— Будьте добры, садитесь, пан генерал. — Одутловатое лицо его с землистым оттенком слегка порозовело, и он заговорил уже с былым воодушевлением: — Мой предыдущий план войны имел существенный пробел. Недооценка конницы создала сложность в обеспечении быстрого решения на Южном фронте…

При этих словах генералы Галлер и Карницкий переглянулись. Ведь не далее как месяц назад… маршал в присутствии их обоих назвал Конную армию «оперативной нелепостью».

Пилсудский между тем продолжал:

— Из глубины страны на Южный фронт мы перебрасываем новые резервы. Кроме того, мною отдан приказ о немедленном формировании двенадцати кавалерийских полков, предназначенных специально для разгрома Конной армии Буденного. Но поймите и вы меня, — резко потребовал Пилсудский, — постоянные неудачи на фронтах не могли не отразиться и действительно отражаются на общем настроении. Я принимаю к сведению ваши мысли о необходимости введения какого-то нового метода для задержания и нанесения поражения противнику и сделаю все, что нужно для этого сделать. Таким мероприятием, я согласен с вами, может быть введение в действие с нашей стороны большого числа конницы. К этому мы приступим немедленно и энергично. Но я не допущу проявления растерянности и упадка духа. Новым командующим Северо-Восточным фронтом я назначаю вас, генерал Галлер. Прошу вас представить на мое рассмотрение план продолжения кампании на востоке…

Через несколько дней Галлер представил план, который в общих чертах был одобрен Пилсудским.

— Мы поспешно, насколько это позволят возможности, — докладывал Галлер, — сконцентрируем все силы и одновременно южнее, на Люблинском направлении, создадим плацдарм для удара в тыл и фланг Западного фронта. А когда его передовые отряды оторвутся от тылов, когда растянутся коммуникации, мы, переформировав и пополнив соединения, нанесем решительный контрудар.

На Пилсудского повеяло холодком смертельней тревоги. Прерывающимся голосом он спросил:

— Где, по-вашему, мы должны сосредоточить главные силы для контрудара?

— На линии Вислы. — Галлер посмотрел Пилсудскому прямо в глаза. Маршал не выдержал этого взгляда.

— Рисковать Варшавой я не могу, — тихо произнес он.

— Тогда придется рисковать Польшей.

— Хорошо, — сказал Пилсудский. — Но имейте в виду, генерал… Просить мира, потеряв Варшаву, я не стану, Я пущу себе пулю в лоб.

— Я тоже, — сказал Галлер…

Все быстрее и быстрее постукивают колеса, поезд летит на север, набирая скорость. В правительственном вагоне едут в Петроград из Киева Феликс Яковлевич Кон, Дмитрий Захарович Мануильский. В Октябрьские дни Дмитрий Захарович был членом Военно-революционного комитета при Петроградском Совете, а ныне — на партийной советской работе на Украине. Вместе с ними на открытие II конгресса Коминтерна едут секретарь ЦК КП(б) Украины Серафима Ильинична Гопнер, Федор Андреевич Сергеев (Артем) — известный донецкий революционер…

За окнами уплывает назад разоренная гражданской войной и интервенцией страна, все шире развертываются степи, все неогляднее просторы — и вот уже вместо беленых малороссийских хат замелькали русские деревни с потемневшими от дождей бревенчатыми избами, крытыми соломой… Глядя на них, Феликс Яковлевич вспомнил добротные крестьянские жилища в Сибири, в Минусинском уезде, где дома сплошь крыты тесом, а то и железом. Крепко жили минусинские и шушенские крестьяне, а вот, насколько известно, и они не выдержали колчаковских порядков, восстали, да еще самыми первыми во всей Сибири…

Незабываемые впечатления оставили встречи на конгрессе Коминтерна, и прежде всего так давно ожидаемая встреча с Владимиром Ильичем!

Но события на Западном фронте развертывались таким образом, что Феликсу Яковлевичу пришлось покинуть заседания конгресса задолго до его окончания. В составе Польбюро, созданного для руководства партийной работой на территории, освобожденной от войск Пилсудского, он выехал в Польшу.

Тридцать шесть лет назад Кон впервые посетил этот город. Тогда Белосток был грязным тихим городишком, населенным ремесленниками и польско-еврейской беднотой. В Белосток направил его Куницкий. Какая огромная жизнь протекла с тех пор!

И опять жизнь Феликса Кона измеряется краткими часами, а порой и минутами — от митинга до митинга. Митинги, митинги, митинги… А вот и еще один митинг — самый грандиозный в эти дни: по случаю национализации промышленных предприятий. Весь Белосток вышел па улицы.