Мгновение истины. В августе четырнадцатого

– Я прошу прощения за то, что перебил вас, – смущенно промолвил Баташов, – но я хотел, чтобы вы знали о том, что достойных людей в генерал-квартирмейстерской службе больше, чем всяких там завистников и чинодралов…

– В этом я никогда не сомневался, – убежденно промолвил Пустошин и после небольшой паузы продолжил свой рассказ:

– Решив в полной мере соответствовать роли этакого русского набоба, я частенько наезжал в Вену, бывал в самых дорогих ресторанах. Однажды, обедая в одном из лучших ресторанов Вены «Ридгоф», я на спор с австрийскими офицерами выпил сразу две бутылки шампанского. Сквозь крики, которыми приветствовали мою победу офицеры, я услышал глухой, вкрадчивый голос:

– Господин Пустошин, в молодости вы были менее сдержанны в вопросах пития и, насколько я знаю, могли на спор выпить семь бутылок шампанского.

– Я и сейчас могу выпить не меньше, – ответил я, нисколько не удивившись осведомленности офицера, в котором признал начальника отдела Эвиденцбюро подполковника Редля, отвечавшего как за агентурную разведку, так и главным образом за контрразведку. С его описанием меня ознакомили перед отъездом в Ламберг. Это был высокий, крупный мужчина лет сорока пяти в недорогом, но элегантном коричневом костюме. Он сидел за соседним столиком вместе с офицерами и, самоуверенно подняв подбородок, над которым торчали по моде закрученные кверху густые, пшеничного цвета усы, то и дело бросал в мою сторону любопытные взгляды.

После этого знакомства я не упускал случая доказать проницательному контрразведчику, что тот оказался прав, видя во мне не разведчика, а беззаботного повесу и покорителя женских сердец.

Так и не заметив за мной каких-либо подозрительных контактов с подданными австро-венгерской империи, Редль по-своему заинтересовался моей особой и частенько приглашал меня на дружеские попойки. Как славянин, он втайне презирал чопорных австрийцев, которые постоянно держали с ним определенную дистанцию, которую никогда не переходили. Наверное, поэтому большинство его высокопоставленных друзей и знакомых тоже имели славянские корни. Только в их окружении он мог себе позволить не только покритиковать австрийского императора, но и высказать свою любовь и уважение к нам, русским. Это и понятно, ведь в Европе еще были живы те, кто на себе испытал гнет и жестокость Османских поработителей, которых, положив на алтарь победы тысячи жизней, изгнали русские братки. А после того как я в узком кругу избранных друзей и собутыльников Редля выиграл пари и в самом деле опустошил на спор одну за другой полдюжины бутылок шампанского, его признательности не было предела.

Прекрасно видя, что Редль питает ко мне искренне дружественные чувства, я решил однажды проверить меру его лояльности ко мне и пригласил отобедать в полюбившийся нам обоим ресторан «Ридгоф». Начав разговор об очередной премьере в Венском оперном театре, я после третьей рюмки коньяку откровенно признался в том, что хотел поговорить о нем самом.

– Чем может быть интересен для вас простой офицер австро-венгерской армии? – удивленно спросил он.

– Вот уже несколько месяцев, как я знаю вас, и, откровенно признаюсь, вы мне нравитесь все больше и больше, – начал я нелегкий для нас обоих разговор…

– Если вы выбрали меня в любовники, то очень ошиблись, – несколько смутившись, с напускным гневом произнес Редль.

– Вы меня неправильно поняли, господин подполковник, – в свою очередь сказал я, – я лишь хотел сказать, что вы мне нравитесь не как мужчина, а как человек и славянин, которому не безразлична судьба соотечественников, судьба русского народа.

– За время нашего знакомства вы неплохо меня изучили. Но не кажется ли вам, что мое дружеское к вам отношение продиктовано прежде всего моими служебными интересами к вам, российскому консулу в Галиции?

– Не кажется, – уверенно ответил я, – ведь мы знаем вас уже достаточно давно и все это время внимательно за вами наблюдаем.

– ??? – Маска искреннего недоумения возникла на лице Редля.

– Насколько я знаю, – продолжал я, – в 1900 году вы посетили Россию и около года повышали свою квалификацию в Казанском военном училище.

– Да-а, – удивленно промолвил подполковник.

– В свободное время вы не скучали и вели весьма светский образ жизни, не пропуская ни офицерские пирушки, ни балы, которые в ту пору частенько давали обеспеченные обыватели. Вспомните юного корнета Васнецова, вашего собутыльника, который вызвал вас на дуэль из-за одного неприличного с вашей стороны предложения.

– О да! – настороженно глядя мне в лицо, согласился Редль. – Как потом я узнал, корнет был отличным стрелком, и если бы не счастливый случай, я не знаю, чем бы наш поединок мог закончиться, – доверительно сообщил он.

– Просто начальник училища не допустил поединка и не стал раздувать этот довольно скабрезный для вас инцидент. А то бы вы без скандала из России не уехали.

– Не может быть! – воскликнул Редль. – А я-то думал, что все улеглось само по себе благодаря моей счастливой планиде.