Мгновения Амелии

Я отвожу глаза от напряженного взгляда Нолана и щипаю складку ковра в непосредственной близости от его руки. Его мизинец слегка тянется к моим пальцам, будто борется с притяжением магнита и в конце концов проигрывает.

– Я думала, ты не веришь в магию, – замечаю я.

– Не верю.

– Тогда зачем ссылаться на «Древний свод законов»?

– Этот свод больше походит на кодекс чести, чем на законы магии. Во всех мирах, выдуманных или реальных, должны быть моральные устои.

– Как благородно, – бормочу я.

Если он не желает отступать от темы разговора, то, должно быть, задумал… что-то мне предложить.

– Что ты предлагаешь? – напрямую спрашиваю я.

– Вэл сказала, что со времени приезда ты ни одну книгу не выбрала. Почему? – отвечает Нолан.

Меня поражает, что Валери это заметила, обмолвилась Нолану и беспокоится, но я не показываю виду.

– Да я здесь только сутки. Кроме того, нельзя отвечать вопросом на вопрос.

– Я только что это сделал. – Уголки его губ взлетают, но тут же вытягиваются в мрачную линию. Он дергает за нить между нами, проверяя ее на прочность. – Могу ответить за тебя, если желаешь.

Я фыркаю.

– Удачи. Пусть удача поможет тебе.

– Дело в Дженне, – заявляет он, – в ее смерти. Ты винишь себя за наслаждение тем, что нравилось вам обеим, будто это оскорбляет память о ней.

– Откуда ты знаешь, что нам нравилось?

– Ты была на фестивале, не так ли? – Он смотрит на меня пустым взглядом, полностью обнажая мою душу для нашего общего исследования.

Меньше месяца назад я больше всего на свете хотела находиться с Н. Е. Эндсли в одной комнате, битком набитой людьми. Вот что бы произошло в параллельной вселенной. Он бы появился на фестивале, но не встретился бы с Дженной. Подписал бы мою книгу (возможно) и вежливо кивнул (вряд ли), когда за одну минуту я бы попыталась высказать свое мнение о «Хрониках» (несомненно), и на этом все бы закончилось.

Мне трудно примириться с вселенной без Дженны, и еще тяжелее признать, что, пожалуй, только в этой вселенной Нолан протягивает руку и берет мою ладонь. В остальных мирах, где я встречаюсь с Ноланом Эндсли, Дженны нет рядом, и я не знаю, какие чувства испытывать по этому поводу.

– Со мной случилось нечто подобное, – осторожно признается Нолан, не замечая мою задумчивость. – Но связано было с музыкой, а не с книгами.

Я сглатываю.

– Прошло?

– Со временем. Вернее, я справился с этим. Однажды решил послушать музыку, даже если в итоге умру от нее, чего не произошло. Так что мне удалось.

Над головами завывает ветер в вентиляции и обволакивает комнату шумом, еще одним защитным слоем, который мы свиваем вокруг себя.

– Но она другая, – говорит Нолан, – музыка не осталась прежней.

– В смысле другая?

Парень разворачивает мою ладонь и пробегает пальцами по линиям на ней, будто читает мое будущее.

– Тоску трудно игнорировать, – почти шепчет он. – Иногда прослушивая некогда любимые партии оркестра с постепенным нарастанием мелодии, мне становится грустно, а не радостно. Видимо, дело в эмоциональном спектре. Говорят же, что с возрастом, опытом и тому подобным начинаешь испытывать больше чувств; но мне кажется, что меньше, понимаешь? Ну, начинаем мы здесь, – он опускает мою руку и рядом помещает свою, – но чем больше с нами происходит, тем больше мы осознаем, насколько соотносятся наши эмоции. Они подпитываются друг другом. – Он подвигает ближе свою ладонь. – Даже хорошие события, значительные события наполняют тебя жизнью и проявляют в тебе эмоции только потому, что однажды ты прошел через плохое. Потому что ты понимаешь, что не будешь вечно на этой планете. Моя мысль не совсем мрачная, ведь больше нам ничего не остается; но и не совсем радостная, ведь ты мечтаешь всегда испытывать такие эмоции.

Наши ладони соприкасаются, и Нолан бросает на меня выжидающий взгляд. Я прячу улыбку.

– Из этого следует, что теперь в музыке больше грусти? Да уж, ты настоящий писатель, раз так долго объяснял такую простую вещь.

Впервые с нашей встречи Нолан заходится смехом, неожиданным хохотом, скачущим от полки к полке по круглой комнате.

Напряжение прошло, я поворачиваю ноги, чтобы удобнее устроить лодыжку. Между нами повисает приятная тишина, которую нарушает Нолан.

– Амелия?

– Да?

– Можно тебе почитать?

Месяц назад это стало бы исполнением заветного желания. Месяц назад я бы почку продала, чтобы вложиться в такую затею. В чудесном книжном магазине сесть рядом с Н. Е. Эндсли и слушать, как он читает, – сон наяву для каждого фаната.

Возможно, он прав о слиянии эмоций, ведь я думаю, что Дженна все еще мертва. И от нее не осталось ничего, кроме странного десятилетнего плана, который не включает сидящего рядом со мной Нолана Эндсли, пахнущего мылом и соснами. Это заставляет меня задуматься, приготовила ли нам жизнь что-то, о чем мы и не догадываемся. Даже Дженна.

– Спасибо, но я сама умею читать, – слова скрипуче вылетают из горла, и я изо всех сил стараюсь перевести все в шутку, – с пяти лет этим занимаюсь.

Он наклоняется вперед, медленно подвигая ко мне ноги до тех пор, пока они почти не касаются друг друга.

– Пожалуйста?