– Вот как?! – Лида помолчала, и на миг как-то некрасиво напряглось ее лицо. – Может быть, чары приготовлены для вас? – наконец сказала она. – А если это так?
– Безрезультатно. – Банников выпустил струю дыма, затем нанизал на нее колечко. – Я не в счет. Я молодой старик, Лидочка.
Лида перевела глаза на Сергея, и он увидел в них что-то незащищенное, по-детски жалкое, но сейчас же она овладела собой – уголки губ дрогнули в улыбке.
– Очень хорошо… Пойдемте, Сережа, – уже беспечно сказала она и тряхнула головой. – Вы хотите в горы? Сегодня свободный день…
И взяла его под руку с ласковым видом.
– Вот, вот, – равнодушно заметил Банников. – Он пойдет за вами хоть на край света. Он лишь доверчивый мальчик…
Сергей, готовый встать на защиту Лиды, хотел ответить ему резкостью, но в ту же минуту она отпустила его локоть, с вызовом повернулась к Банникову, заговорила быстро:
– Знаете что! Я могу пригласить и вас. Хотите? Вы! Мужчина!.. Байрон! Я вас приглашаю!
– Что ж, пойдемте, – с вялой решимостью согласился Банников, встал с ящика, намекающе подмигнул Сергею: – Пойдем цветочки собирать.
Когда они миновали лагерь, начали подыматься в горы, все здесь было накалено полуденным зноем: и камни, и трава, и желтые стволы сосен. Было жарко и тихо. Только в горах неистово кричали дрозды.
Они взбирались по тропинке, иногда Лида преувеличенно громко просила Сергея подать руку, и он, расставив ноги, с нерешительностью слегка сжимал ее кисть своей большой грубой рукой, помогая ей, чувствуя, как мозоли его касались тонких цепких ее пальцев, и пунцово краснел, лоб покрывался потом. Банников независимо шел поодаль, насвистывая, продирался сквозь кусты, отстраняя от лица ветви и паутину; в его отглаженные матрацем синие брюки ежами вцеплялись колючки, он изредка сбивал их сорванным прутиком, брезгливо морщился.
– Очень жарко, подержите косынку! Да, будем цветочки собирать! – сказала Сергею Лида и тут же возле тропинки начала рвать цветы, с неестественным смехом косясь на хмуро-равнодушного Банникова, молчавшего все время. А Сергей неуверенно держал косынку – ее мягкий шелк никак не вязался с этим громким смехом – и с беспокойством, с горечью понимал, что все в Лиде было сейчас нелегко и несвободно. Было ему обидно видеть это, было жаль и ее и себя за то, что она смеялась таким деревянным смехом, за то, что рот в эти минуты у нее был некрасиво большой и сережки, казалось, старили ее лицо.
– Смотрите, белладонна! – вдруг проговорила Лида и начала рассказывать о странном цветке белладонне, сок которого используют молодые итальянки для того, чтобы глаза были темнее, глубже. – С намерением подчеркнуть страсть! – добавила она в сторону Банникова.
– Чепуха! – отозвался Банников. – Женские финтифлюшки. Гроша медного не стоит.
– Слушайте, Банников, это же смешно, – с упреком сказала Лида и прищурилась, подставляя лицо солнцу. – Неужели вы так ненавидите женщин?
– К сожалению, это не так, – натянуто-вежливо ответил Банников и подошел к Лиде. – Не всех.
– Да-а? Пожалуйста, сядем. Это интересно. Вы любите кого-нибудь? Сядем – и расскажите!
– Нет смысла.
Лида оживленно повернула голову к нему, брови ее взлетели, и она повторила:
– Сядем! Я хочу отдохнуть.
Они сели среди облитых солнцем ромашек; одурманивая, парной запах их заполнял здесь все, и чудилось Сергею, горьковато пахли и руки, и одежда, и воздух. Натянув платье на круглые колени, Лида кратко взглянула на Сергея, он попал в луч ее взгляда, его словно коснулся синеватый прозрачный свет, но тотчас она посмотрела на Банникова, сорвала ромашку, подула на лепестки, спросила:
– Хотите, я погадаю?
Она стала отрывать лепестки, потом снова засмеялась так нарочито весело, что Сергей, заерзав, смутился, подумал с тоскливой досадой: «Зачем она так смеется?»
– Вас любят, Банников, – сказала она.
И прикусила зубами стебелек ромашки, вопрошающе наблюдая за Банниковым.
– Она была ваша жена?
– Не имеет значения.
– Кто же она? – И кивком откинула каштановые волосы со лба.
Банников непроницаемо пощелкивал прутиком по брюкам.
– Честное слово, все это ужасно глупо!
И Сергей увидел: Лида легла спиной на траву, мечтательно закинула руки за голову – грудь ее остро и, казалось Сергею, бесстыдно проступила под легким платьем, – блуждающим, мягким взором стала глядеть в теплое небо, спросила еле слышно:
– Слушайте, Банников… Скажите мне, что такое счастье? Вы что-нибудь понимаете? Я ни-че-го…
Сергей слушал этот разговор и с тоской, с обидой думал, что он здесь совершенно не нужен, что о нем забыли, и прежнее тягостное ощущение обмана, пережитого им зимой, охватывало его. Боясь поднять голову, он на какое-то мгновение увидел глаза Банникова, неподвижно устремленные на лицо Лиды, и ее беспомощный, размягченный взгляд, обращенный к Банникову. И он тогда понял все.
– Я пойду, – неожиданно охрипло сказал Сергей и ватной рукой положил косынку рядом с рукой Лиды.
– Иди, иди, – поторопил его Банников, как будто очнувшись. – Счет до трех знаешь.