Читаем Мгновения. Рассказы полностью

Co звоном ревел мотор на предельной скорости, ветер свистел вокруг кабины, разрывал, уносил голоса, крики, стоны, а я, стиснув зубы, ощущал, непоправимость беды, страх женщины, совершенно не зная ни ее, ни ее жизни с мужем.

Впотьмах я плашмя лежал на ящиках, глядя на звезды, на их безмятежное, равнодушие ко всему земному, и теперь уже ненавидел их торжествующее бесовство в озере; скопление там, и не хотелось помнить выплескиванье голубых зигзагов из ведра, а хотелось видеть трепещущие искорки, зачерпнутые в озере, чистые, нежные, какой должна быть душа ребенка.

И, потирая предплечье, болевшее от удара шофера, я думал, что многое отчуждено в этом мире, что нет никакой разумной связи, все несчастливо одиноки, и даже рождение бывает, не вовремя, безрадостно в ночном необъяснимом ужасе, в проклятиях шофера, в злобной тряске машины, точно бы в чудовищном заговоре, убивающем и ребенка и мать. Не может быть, чтобы в этой непонятной уму и связи был смысл демонического ликования звезд в озере? И какое это имело отношение к мукам женщины? Возможно, я пойму когда-нибудь за пределом, ибо что всему есть общая опор, которая, впрочем, полностью непознаваема и там.

Облака

Я видел, как она в летнем, по-молодому коротком платье, сидела на скамье в конце сада и чутко смотрела на небо сквозь верхушки деревьев, облитых солнцем. И почему-то бросилась в глаза серебряная полоска в ее волосах, как след внимательного прикосновения времени. Я смотрел на ее увядающую прелесть лица и старался понять, почему она, положив книгу на колени, не читала, а смотрела, не отрываясь, на небо, где я тоже заметил одинокие холмы облаков.

И ей, бывшей театральной актрисе, и мне, «известному режиссеру», было уж немало лет, дети выросли, приезжали из Москвы нечасто, мы жили на даче одни. Она считала меня большим ребенком, как впрочем, и в молодости, словно не помня моего военного прошлого; она, видимо, гордилась моей режиссерской известностью, не выказывая это внешне, с ненавязчивостью напоминая, что я аккуратно должен отвечать на письма своих поклонников.

В дачном одиночестве, в снегах, в пахучих дождях, в октябрьских ветрах над крышей, в потоках весеннего солнца, в окружении книг, художественных монографий, в обществе кошки, спящей в кресле около письменного стола, что-то изменялось во мне к звездному царству ночей, и главное, – к моему верному единственному другу, моей жене. Не погасшая за многие годы наша близость перешла в новое чувство нежности, порой горячей до слез. И казалось, это же испытывала она, когда перед сном я целовал ее не в губы, а в лоб как ребенка, а она, гладя мои щеки, всматриваясь преданными глазами мне в глаза, повторяла: «Миленький, миленький…». Даже работая в своей мансарде, я скучал без нее и спускаясь вниз, брал ее за плечи и просил: «Подымись ко мне. Посиди со мной. Ты не будешь мне мешать».

Я смотрел из окна мансарды на ее поднятую голову, на трогательную узкую полоску ее седины, видел, как она улыбалась и не вытерпел, угадывая, что она наблюдала в небе сквозь ветви сосен. И я простучал пальцем «чижик-пыжик» по стеклу с желанием пошутить над ее загадочным вниманием.

Она быстро повернулась к мансарде и обрадовано помахала мне обеими руками, призывая спуститься к ней.

– Садись вот здесь и смотри вместе со мной, – сказала она.

Я шутливо спросил:

– Что же ты увидела в небесах?

– Посмотри, прошу тебя, – проговорила она серьезно. – И, пожалуйста, ответь мне: почему мы редко видим небо над собой? Мы будто прикованы к красоте земли и не замечаем чудес в прекрасной высоте. Не удивляйся, а посмотри на облака!

В голубой выси замедленно плыли растянутые фигуры облаков, нехотя меняя очертания, невесомо покачиваясь, округляясь и тут же утончаясь до снежной пыли, подобно рассеянному дыму. Я сказал:

– Действительно, мы замечаем весенние грозы, молнии, луну, а облака… признаюсь, я мало обращал внимания. А красота невероятная.

– Нет, – сказала она, не отводя глаза от облаков. – Это, наверное, не красота. Тут что-то другое, что я поняла, вдруг увидев необычную вот эту белизну, которая все уплывала, уплывала и таяла как на краю света… Милый, скажи, какой в этом смысл? Вопрос, конечно, детский, но все-таки…

Перейти на страницу:

Похожие книги

Алые паруса. Бегущая по волнам
Алые паруса. Бегущая по волнам

«Алые паруса» и «Бегущая по волнам» – самые значительные произведения Грина, герои которых стремятся воплотить свою мечту, верят в свои идеалы, и их непоколебимая вера побеждает и зло, и жестокость, стоящие на их пути.«Алые паруса» – прекрасная сказка о том, как свято хранимая в сердце мечта о чуде делает это чудо реальным, о том, что поиск прекрасной любви обязательно увенчается успехом. Эта повесть Грина, которую мы открываем для себя в раннем детстве, а потом с удовольствием перечитываем, является для многих читателей настоящим гимном светлого и чистого чувства. А имя героини Ассоль и образ «алых парусов» стали нарицательными. «Бегущая по волнам» – это роман с очень сильной авантюрной струей, с множеством приключений, с яркой картиной карнавала, вовлекающего в свое безумие весь портовый город. Через всю эту череду увлекательных событий проходит заглавная линия противостояния двух мировосприятий: строгой логике и ясной картине мира противопоставляется вера в несбыточное, вера в чудо. И герой, стремящийся к этому несбыточному, невероятному, верящий в его существование, как и в легенду о бегущей по волнам, в результате обретает счастье с девушкой, разделяющей его идеалы.

Александр Степанович Грин

Приключения / Морские приключения / Классическая проза ХX века
Алые Паруса. Бегущая по волнам. Золотая цепь. Хроники Гринландии
Алые Паруса. Бегущая по волнам. Золотая цепь. Хроники Гринландии

Гринландия – страна, созданная фантазий замечательного русского писателя Александра Грина. Впервые в одной книге собраны наиболее известные произведения о жителях этой загадочной сказочной страны. Гринландия – полуостров, почти все города которого являются морскими портами. Там можно увидеть автомобиль и кинематограф, встретить девушку Ассоль и, конечно, пуститься в плавание на парусном корабле. Гринландией называют синтетический мир прошлого… Мир, или миф будущего… Писатель Юрий Олеша с некоторой долей зависти говорил о Грине: «Он придумывает концепции, которые могли бы быть придуманы народом. Это человек, придумывающий самое удивительное, нежное и простое, что есть в литературе, – сказки».

Александр Степанович Грин

Классическая проза ХX века / Прочее / Классическая литература
Плексус
Плексус

Генри Миллер – виднейший представитель экспериментального направления в американской прозе XX века, дерзкий новатор, чьи лучшие произведения долгое время находились под запретом на его родине, мастер исповедально-автобиографического жанра. Скандальную славу принесла ему «Парижская трилогия» – «Тропик Рака», «Черная весна», «Тропик Козерога»; эти книги шли к широкому читателю десятилетиями, преодолевая судебные запреты и цензурные рогатки. Следующим по масштабности сочинением Миллера явилась трилогия «Распятие розы» («Роза распятия»), начатая романом «Сексус» и продолженная «Плексусом». Да, прежде эти книги шокировали, но теперь, когда скандал давно утих, осталась сила слова, сила подлинного чувства, сила прозрения, сила огромного таланта. В романе Миллер рассказывает о своих путешествиях по Америке, о том, как, оставив работу в телеграфной компании, пытался обратиться к творчеству; он размышляет об искусстве, анализирует Достоевского, Шпенглера и других выдающихся мыслителей…

Генри Валентайн Миллер , Генри Миллер

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХX века