Мгновения счастья

От дальнейших расспросов пока воздержался, надеясь, что приезжий сам разговорится. Дорога хоть и не особо дальняя, а все же на десять верст молчанки не хватит. Конечно, он знал, кого везет, но политично делал вид, будто ничего ему не известно и он, темный деревенский мужик, не понимает, что к чему. На самом деле был он ума хотя и среднего, но сообразительный и сверх меры хитрый.

Это Семенов сразу разглядел: в людях он разбирался отлично.

Как и следовало ожидать, разговор свой Кузьма Сысоич начал с предметов, к делу не относящихся: расспросил про международное положение, поинтересовался, на каких фронтах Семенов воевал, и в каком он состоит звании, и есть ли у него семья.

Разговаривая, он повернул к своему собеседнику навек загорелое, обветренное лицо с круглой, татарской, аккуратно подстриженной бородой. Под старым, хорошо заплатанным на локтях коричневым пиджаком старая же солдатская гимнастерка, заправленная в брюки мешочного холста. Ухоженный старик, домовитый. И рассуждения его тоже были аккуратные, хозяйственные, особенно когда разговор пошел о заводских делах.

— Это вы правильно отметили: завод за весь период, пока не было немцев, план выполнял. А потом, как нашу местность освободили, силы отдавали на восстановление, зная переживаемое время. Однако и у народа на силы свой лимит.

— Это как же? — спросил Семенов.

Словно бы и не отвечая на этот вопрос, Кузьма Сысоич неторопливо проговорил:

— Директор, самый даже расторопный, народом силен. Это надо учитывать.

Конечно, он знал, что везет нового директора, что со старым ему больше не работать, а значит, можно говорить все без опаски, открыто. Но говорил он, не столько осуждая старого директора, сколько поучая нового. Семенов хотя и разгадал нехитрый этот маневр, но слушал, однако, внимательно. Ему и самому интересно знать, чего же там, на заводе, от него ждут.

— Он как прибыл к нам, так сразу и заорал. Война была, так слушались и все выполняли, а теперь чего же орать-то? Теперь нормально поговорить можно. Привык народ к его ору, приспособился, притерпелся и уже не отзывается. А он другого языка не знает, кроме крикливого. Пугать мастер, да никто его не боится. Особенно которые фронтовики, а также инвалиды. Попробуй на такого замахнись. Он те так отмахнется, что и не устоишь. Вот дело-то у нас и не пошло.

Словом, разговору хватило на всю дорогу, не заметили, как и доехали. Вот уж и городок на берегу небольшой вертлявой речки, или, вернее, то, что осталось от городка после войны.

4

Красивый это был городок до войны. Чем-то напомнил он Семенову его родной город. Может быть, тем, что тоже был разбит, сожжен, а в остальном так же не похож, как один человек не может быть похожим ни на какого другого человека. У каждого города свой облик и свой особенный характер, и даже сейчас, разрушенный и выжженный, он сохранил одному только ему присущие особенности.

Завод стоял сразу же за городом: окруженные полуразрушенным кирпичным забором два кирпичных же корпуса. Немного поодаль, ближе к городу, — еще один небольшой дом под зеленой крышей. Над заводскими корпусами поднималась труба, из которой, мирно клубясь, вытекал серый дымок. В другое время Семенов порадовался бы, глядя на этот мирный дым от огня, никому не угрожающего, а теперь, когда он знал, что завод не работает и все уже опробовано и проверено, удивился: для чего же дымят на всю степь?

Ясность внес Кузьма Сысоич:

— Вас встречает. Как только кого из начальства ждут, так он и шурует.

— Директор?

— Не сам, ясно дело. А по его приказу.

А бричка уже тарахтела по наезженной городской улице. По обе стороны стояло несколько наспех сбитых домиков и множество палаток и шалашей. Попадались даже и землянки. Из чего тут только не строили! Все, что оставила война, шло в дело: старые ящики, листы жести, покореженные листы дюраля от разбитых самолетов. На одном огороде высилась поставленная на попа хвостовая часть немецкого самолета, приспособленная под уборную. Но основным строительным материалом все-таки было все, что осталось от старых, разбитых войной, разрушенных, полуобгорелых домов.

И даже на тех участках, где ничего еще не успели построить, огород уже был обязательно, а некоторые сумели даже посадить саженцы каких-то деревьев и кустов. И почти у всех было много цветов, среди которых преобладали алые и розовые мальвы — неприхотливые, щедрые на красоту цветы.

К долгой и прочной жизни люди стремятся всегда, а после войны это стремление особенно сильно и неукротимо; так все живое, истомленное дикой засухой, неудержимо расцветает после благотворных дождей.