— Нет, я просто люблю тебя, — ответил я прежде, чем поцеловать ее.
— Тогда покажи, как сильно, — прошептала она и обвила мою шею руками.
И счастье, которое я чувствовал пару часов назад показалось мне ничтожным, по сравнению с тем, что творилось у меня в душе сейчас.
— Теперь все изменится?
Я уже засыпал, но тихий голосок Энни меня разбудил.
— О чем ты?
— О нас с тобой. О Тринадцатом. О Панеме, — она подняла голову, чтобы увидеть мое лицо.
— Не думаю, что наша свадьба как-то повлияет на восстание, милая, — я улыбнулся и заправил ей прядь волос за ухо. — В Тринадцатом теперь разве что станет немного веселее, а мы с тобой… Вряд ли у нас что-то изменится. Ну, если не считать того, что я буду любить тебя с каждым днем все сильнее и сильнее.
Она улыбнулась, но я понял, что ей хотелось услышать совсем другое. Потом она грустно вздохнула, положила свою голову мне на грудь и продолжила пальчиком выписывать на моем теле какие-то узоры.
— А ты бы хотела, чтобы что-то изменилось? — спросил я у нее через пару минут.
— Не знаю. Я и так счастлива… — она пожала своими плечиками.
— Но…
— Нет никаких «но», — ответила она и еще раз грустно вздохнула.
— Энни, — я взял ее за подбородок и повернул лицом к себе. — Если ты хочешь сказать мне что-то — говори. Ты же знаешь, я пойму.
Она отвела глаза в сторону.
— Это такая глупость, Финник… — она замолчала, но заметив, что я все равно ее слушаю, опять посмотрела мне в глаза и еще раз вздохнула. — Мегз говорила, что нам нельзя заводить детей. Не то чтобы я была с ней не согласна, но сейчас ведь другое время. Я не думаю, что Игры проведут еще хотя бы раз.
Я не ожидал, что она заговорит об этом, поэтому какое-то время переваривал информацию. Энни, заметив мою реакцию, расстроилась, отвернулась и прошептала: «Забудь». Я приподнялся на кровати и взял ее за руку, развернув лицом к себе.
— Ты хочешь завести ребенка, Энни?
Она отвела взгляд в сторону.
— Я не хочу на тебя давить. Пусть все будет так, как есть.
В ответ на это я усмехнулся, и она расстроилась еще сильнее, поэтому я поспешил исправиться:
— Милая, неужели ты думаешь, что я не хочу этого? Неужели ты думаешь, что есть на свете что-то более желанное для меня, чем ребенок? — она, наконец, снова посмотрела на меня с каким-то детским трепетом и дотронулась рукой до моей щеки.
— Правда?
— Правда!
— И ты не боишься, что твой ребенок родится в этом месте и что у него не будет всего того, что было у нас?
— Пусть так, но зато у него будет самая лучшая мама на свете.
По щеке у Энни потекла слезинка, и я стер ее поцелуем.
— И если вдруг я забеременею, ты не испугаешься и не расстроишься? — она снова заглянула мне в глаза.
— Я буду самым счастливым человеком на свете.
— Даже если это произойдет совсем скоро?
— Даже если это уже произошло! Мне все равно когда это случиться и где. Сам факт, что женщина, которую я люблю сильнее жизни, носит моего ребенка, затмит все на свете.
Теперь на ее лице появилась счастливая улыбка, и она крепко обняла меня.
— Стоит мне закрыть глаза, и я представляю, как укачиваю на руках малыша, — прошептала она совсем тихо.
— Тогда я, как хороший муж, обязуюсь поскорее исполнить твою мечту.
Она засмеялась, а потом подняла голову и поцеловала меня.
— Ради этого стоило выходить замуж, — прошептала она мне в губы, улыбаясь.
— Я покажу тебе и другие преимущества брака, миссис Одейр, — так же шепотом ответил я.
— Только не сейчас, — ее губы растянулись в улыбке. — Сейчас у меня другие планы.
Она снова поцеловала меня и обвила мою шею своими руками.
И мне захотелось прижать ее к себе так сильно, чтобы мы навечно соединились в одно целое, и нам бы никогда не пришлось расстаться.
Глава 8. Волны, разбивающиеся о скалы
— Я снова с вами не соглашусь, мистер, — Хеймитч уже злится. Об этом говорит складка между бровей и небрежный тон. — Пит никогда не реагировал плохо на Энни. Да и на Финника тоже. Вы, кстати говоря, сами это видели.
— Президент Койн поручила мне… — Хеймитч его перебивает.
— Мне. Плевать. На. Это, — злобно выплевывает он каждое слово.
Охранник хмурится, но ничего не отвечает. Хеймитч нервно перешагивает с ноги на ногу.
— Этому парню завтра ехать в Капитолий, — он показывает на меня пальцем. — Здесь у него остается беременная жена. Неужели вы думаете, что ему хочется стоять здесь и наблюдать за такими истуканами, как вы, вместо того, чтобы пойти к ней и провести этот день вместе?
— Я не заставляю никого здесь стоять, — сухо отвечает охранник, даже не взглянув на меня.
Губы Хеймитча превращаются в тоненькую полосочку. Он так зол, что даже мне становится страшно.
— Ладно. Мы уйдем. Только ответь на еще один вопрос, — охранник поворачивается к Хеймитчу лицом и вопросительно наклоняет голову вбок. — Президент Койн приказала тебе относиться к этому парню как к опасному преступнику или как к тяжелобольному?
Верзила-охранник замолкает, обдумывая ответ, и тут где-то справа от нас раздается мелодичный женский голосок.
— Кто тяжелобольной?