Врачи объявили ее мертвой, а мертвецы не плачут. Даже живой человек редко плачет, что же говорить о мертвеце? Но из ее глаза скатилась слеза. Я воспринял ее как ответ. Чего же еще мне было ожидать? Я развел для нее погребальный костер, согласно ее последней воле. Я не хотел делать это даже для тела отца.
В Индии есть жесткое правило, согласно которому зажигать погребальный костер отца должен самый старший сын. Я не стал зажигать его. Что касается тела моего отца, то я даже не пошел на церемонию погребения. В последний раз я ходил на погребение, когда умерла моя бабушка Нани.
В тот день я сказал отцу: «Послушай, отец, я не смогу пойти на твое погребение».
«Что за чушь ты несешь? — возмутился он. — Я еще жив!»
«Я и сам понимаю это, — согласился я. — Но сколько еще лет ты проживешь? Еще несколько дней назад была жива бабушка Нани, а завтра ты также можешь умереть. Я не хочу ходить на похороны. И я торжественно заявляю, что решил больше никогда не посещать ничьи похороны после погребения моей Нани. Прости же меня. Я не приду на твое погребение. Разумеется, тогда тебя уже не будет, поэтому я прошу у тебя прощения сегодня».
Он понял меня, хотя и был, конечно же, слегка потрясен. И все же он сказал: «Ладно, это твое решение. Но кто в таком случае подожжет мой костер?»
В Индии это очень важный вопрос. Погребальный костер отца поджигает старший сын. «Ты же знаешь, что я бродяга, — сказал я. — У меня ничего нет».
Я не мог пойти на погребение отца, но я заранее попросил у него прощение, задолго до его смерти, на погребении моей Нани. Она не была саньясинкой, но все равно была духовным человеком, просто я не дал ей имя. Она умерла в оранжевой робе. Я не просил ее носить оранжевую робу, но в тот день, когда Нани достигла просветления, она перестала носить одежду белого цвета.
В Индии вдова носит одежду белого цвета. Почему только вдова? Чтобы она не казалась красивой — вот простая логика. И ей приходится брить голову! Поглядите, какие гады! Чтобы придать женщине отталкивающий вид, священники позволяют ей носить одежду только белого цвета. Они отнимают у вдовы всю радугу. Она не имеет права появляться на праздниках, даже на свадьбе сына или дочери! Для нее запрещен любой праздник.
В тот день, когда моя Нани стала просветленной, я сделал запись. Эта дата — 16 января 1967 года. Я решительно заявляю, что она стала моей первой саньясинкой. Мало того, она стала моей первой просветленной саньясинкой.
Я больше не видел такой красивой женщины, как Нани. Я сам влюбился в нее и любил ее всю жизнь. Когда она умерла в возрасте восьмидесяти лет, я бросился домой и нашел ее бездыханной на смертном одре. Родственники ждали меня, поскольку она велела сжечь ее тело только после того, как я приеду. Она настояла на том, чтобы именно я поднес пылающий факел к ее костру. Поэтому все ждали меня. Я подошел к ней и открыл ее лицо. Она была поистине прекрасной, даже более прекрасной, чем когда-либо, потому что она была безмятежна. В ней не было даже суеты дыхания, жизни. Она стала просто присутствием.
Поднести факел к костру оказалось самым трудным делом моей жизни. Мне казалось, что я поджигаю одну из самых красивых картин Леонардо или Ван Гога. Разумеется, для меня она была ценнее Мона Лизы и Клеопатры. И это не преувеличение.
Все, что я считаю прекрасным, как-то связано с ней. Она помогла мне стать кем, кого вы видите перед собой.
Даже в смерти она была прекрасна. Я не мог поверить в то, что она мертва. Неожиданно все статуи Каджурахо ожили для меня. В ее безжизненном теле я увидел всю философию Каджурахо. После ее погребения я снова поехал в Каджурахо. Это был единственный способ засвидетельствовать ей свое почтение. На этот раз Каджурахо стал еще более прекрасным, чем прежде, потому что во всех его статуях я видел только Нани...
Одно только слово «Каджурахо» вызывает во мне радость. Мне кажется, что этот город спустился с небес на землю. Если вы увидели Каджурахо в ночь полнолуния, значит увидели все, что только стоит увидеть. Моя бабушка родилась там. Неудивительно, что она была красивой женщиной, мужественной и одновременно опасной. У нее была смелость. Моя мать не напоминает ее, и очень жаль. В моей матери вы не найдете моей бабушки. Нани была очень мужественной женщиной, и она вселяла в меня мужество на все мои поступки, на абсолютно все мои поступки.
Переезд в квартиру в Вудленде
В Вудленде, что в Бомбее, я постоянно давал саньясу людям наедине в своей комнате.