Мгновения жизни

— Это работа Форбса. — На картине был изображен маленький мальчик лет примерно шести, с льняными волосами, подстриженными кружком, одетый в золотисто-желтый матросский костюмчик. Он сидел боком на стуле, поджав под себя ногу, и держал в руке игрушечный локомотив. На лице его, маленьком треугольничке с огромными миндалевидными глазами цвета янтаря, была написана скука, которую может испытывать только ребенок, она была столь явственной, что причиняла боль. Красно-синяя обивка стула потускнела и выцвела, и на его спинку была небрежно наброшена белая узорчатая шаль. Маленькая девочка, на пару лет моложе, стояла на коленках на красно-зеленом коврике, оказывая первую помощь кукле с одной рукой. Она увлеченно укутывала куклу в кусок перламутрово-синего бархата, не обращая никакого внимания на мальчугана на стуле. Он тоже смотрел куда-то вниз, мимо нее, — они вели себя так, словно находились одни в комнате. Стены были выкрашены в дымчатый зеленый цвет. Картина лучилась светом.

— Я знаю, кто нарисовал картину, его зовут Форбс.

Женщина посмотрела на Грейс. Потом взглянула на картину, которую та принесла с собой.

— Прошу вас подождать одну минуту. — С этими словами она исчезла за шторкой, и Грейс услышала, как она обращается к кому-то: — Не могли бы вы подойти сюда, дорогая, у нас посетитель, с которым, по-моему, вам необходимо увидеться. — Грейс разобрала подпись в левом нижнем углу второй картины. Она гласила: Луиза Блэкстафф.

Ной помог своей бабушке выйти из автомобиля и поддерживал ее, пока они шли к магазину. Внутри их ждала Виола Гластонбери, опираясь на устройство в виде рамы для опоры при ходьбе. Увидев их, она оттолкнула раму и сделала шаг вперед, протянув левую руку. Луиза взяла ее обеими руками, и обе женщины замерли, молча глядя друг на друга. Наконец лицо Луизы, подобно верно взятой ноте, осветилось ласковой улыбкой.

— Виола, вот и ты. А я уж думала, что никогда не найду тебя.

— Твои картины ни разу не выставлялись на продажу, — рассказывала Луизе Виола. — Но потом появился этот молодой человек. О, он был очень настойчив, ему непременно хотелось приобрести картину. «Для близкого друга», — так он сказал. Он был красив и очарователен. — Она с улыбкой повернулась к Грейс. — И он отзывался о вас с такой любовью! Я не собиралась расставаться с картинами, с этой в особенности, но потом он сказал мне, что вы родом из Нортбурна, что вы знаете их всех, и ее тоже. — Она взглянула на Луизу. — Поэтому я позволила ему унести картину с собой, дорогая, и с тех пор я ждала тебя. — Она накрыла своей рукой руку Луизы.

Они пили чай в гостиной Виолы в задней части дома.

— Розовые лепестки, — проговорила Луиза, поднося к губам чашечку из китайского фарфора. Грейс обратила внимание на ее дрожащую руку, которая все еще оставалась красивой: темно-синие вены, просвечивающие сквозь пергаментную кожу, длинные сильные пальцы, — рука, которая нарисовала эту картину.

Ной стоял у окна, глядя в крошечный сад у задней стены дома. Когда он повернулся, на щеках его горел лихорадочный румянец, а глаза были полны слез.

— Сможешь ли ты когда-нибудь простить меня, всех нас? Какой же семьей мы были для тебя, мы, которые должны были носить тебя на руках? И почему ты ничего не сказала мне? Почему не заставила меня обратить внимание на происходящее? — Он сделал шаг вперед и опустился перед ней на колени, взяв ее руку в свои. — Почему ты оставила последнее слово за ним?

— Ах, Ной, дорогой мой, временами ты так похож на него: сплошные громы и молнии. Объясни мне, пожалуйста, почему ты считаешь, будто в том, что со мной произошло, есть твоя вина?

— Я не видел тебя.

Луиза улыбнулась и медленно, с трудом покачала головой.

— Но, милый мой Ной, я видела тебя. Я потеряла твоего отца, моего Джорджи, но у меня оставался ты.

— Но ты отказалась от всего. От своей работы, — он взглянул на Виолу, — от своей подруги… Оказывается, из вас двоих с дедушкой именно ты была настоящим художником, тем не менее, ты позволила унизить и растоптать себя…

Луиза прервала его.

— В конце концов, это был мой выбор. Другое дело, правильным он оказался или нет. Я была рядом со своими детьми, когда они выросли. — Она обернулась к Виоле. — Но как же, дорогая моя, я скучала о тебе.

Грейс и Ной вышли в садик на заднем дворе, оставив женщин вдвоем, чтобы они могли поговорить.

— Обычная история, — заявила Грейс, отфутболив в пруд подвернувшийся под ногу камешек. — Растраченные впустую женские судьбы.

Ной взглянул на нее, и в глазах его притаилась улыбка.

— Ну вот, Грейс, ты сама сказала это.

Наступило воскресное утро. День обещал быть жарким, но пока погода оставалась терпимой и солнечные лучи с трудом пробивались сквозь утреннюю дымку. Грейс шагала через Кенсингтон-гарденз по направлению к Гайд-парку, и на шее у нее болталась «Лейка». Она направлялась в галерею, где помогала организовать ретроспективную выставку работ Луизы. А затем ей предстояла встреча с Ноем, который прилетал из Канады на открытие.