Мгновения жизни

— Но что такое красота, каков ее критерий? Должна признаться, у меня осталось двойственное впечатление от картин Артура Блэкстаффа. О да, конечно, все выписано в мельчайших деталях, каждый цвет на своем месте, правильный и строгий. Все размеренно и выверено, но ни о чем мне не говорит. — Она повернулась к Ною. — Надеюсь, ты простишь мне мою откровенность?

— Может быть, уже поздновато рассуждать об этом сейчас? — вмешалась Эльза.

Грейс улыбнулась ей.

— Вы уверены, что имеете право судить столь безапелляционно, дорогая? — поджав губы, сдавленным голосом спросила бедняжка Марджори. — Артур был одной из наших самых выдающихся личностей.

— Можешь думать, что угодно, Грейс, — заявил Ной, — но я не могу с тобой согласиться. Сколько его работ ты видела сама? Например, ты знакома с его полотном «Острова»?

— Нет.

— А жаль. Полюбуйся на него при случае.

На лице Марджори, нарумяненном и обильно присыпанном розовой пудрой, появилось встревоженное выражение, которое, как помнила Грейс, свидетельствовало о том, что она собирается изречь нечто неприятное.

— Кажется, случилась какая-то драма, когда картину выставили? — обратилась она к присутствующим, подтвердив опасения Грейс. — Кто-то из старожилов рассказывал мне об этом. Вы ведь знаете, как любят сплетничать эти деревенские жители. — Не замечая, а может быть, просто не обращая внимания на то, что за столом воцарилось напряженное молчание, а Ной стиснул зубы, она продолжала: — Я знаю, что Артур был далеко не ангел, что за ним увивались молодые женщины… но, по-моему, это ни в коей мере не может служить оправданием. Мои дети всегда говорили, что я — святая, если могла мириться и терпеть Малкольма столько лет, но я относилась к этому по-другому. Совершенно по-другому. Нет, у него, конечно, были свои маленькие слабости, но я никогда не забывала, в чем состоит мой долг.

— Бедная Марджори. — Миссис Шилд покачала головой. — Ты самая храбрая из всех женщин, кого я знаю.

Марджори слабо запротестовала, хотя невооруженным глазом было видно, что она целиком и полностью согласна с подобным определением.

— Нет-нет, мне приходилось… — Она выпрямилась и кокетливо поправила прическу, напоминающую сахарную вату. — Разумеется, адюльтер — это смертный грех, и ему нет оправдания. — Марджори сделала паузу и искоса взглянула на Грейс. — Но давайте лучше не углубляться в этот вопрос.

— Ох, пожалуйста, на мой счет не стоит беспокоиться, — беззаботно обронила Грейс. — Я ничего не стыжусь.

— Зачем ты так говоришь, Грейс, — забеспокоилась миссис Шилд, — когда всем нам прекрасно известно, что это неправда?

Тут из-за стола поднялся Перси и заявил, что, кто как хочет, но лично он отправляется на боковую.

Миссис Шилд объявила, что вечеринка оказалась удачной.

— Хотя я бы предпочла, чтобы ты обошлась без этих своих маленьких шуточек. Люди, которые не знают тебя так хорошо, как я, воспринимают все всерьез. А Ной, в какого замечательного молодого человека он превратился! У него очаровательные глаза. Я не была знакома с его бедным отцом, но все говорят, что он — точная его копия. Все это очень печально. Все умирают.

Грейс осторожно обняла миссис Шилд за плечи, стараясь не причинить боль ее сломанным ребрам.

— Ох, Эви, неужели ты думала об этом весь вечер? О том, что все мы смертны?

На мгновение на лице миссис Шилд появилось озадаченное выражение, но потом морщинки на лбу разгладились.

— Ты понимаешь, что я имею в виду, Грейс. И дорогая Марджори; я заметила, что вы мило беседуете у дверей, и не стала вмешиваться.

Бедняжка Марджори немного задержалась, после того как все ушли.

— Я хотела сказать, что была просто шокирована тем, что прочла о тебе… в общем… Эви не обмолвилась ни словом. А он, он-то был женат все эти годы, и у него три маленькие дочки. Тебе достаточно пришлось выстрадать, как я считаю. — Все это было сказано самым любезным тоном, и, закончив речь, она положила свою птичью лапку на руку Грейс. — И не надо благодарить меня. Я забочусь о тебе, дорогая. Я всегда говорила, что прошлого не изменить, как бы нам ни хотелось этого. Можно только постараться поступить правильно в следующий раз. Хотя и следующего раза быть, в общем-то, не должно. Я знаю, что ты усвоила полученный урок. Я молюсь за тебя, дорогая, каждую ночь. Как учит нас Господь, покайтесь, и тогда вам будет даровано прощение.

Грейс взглянула на нее в упор, на маленькое треугольное личико и умненькие близко поставленные глазки.

— Вы правы, Марджори, прошлого не изменить. И меня это вполне устраивает, потому что ту часть жизни, о которой вы так трогательно беспокоитесь, я бы не желала изменить никогда и ни за что на свете.

Марджори выскочила наружу, пылая праведным гневом.

Грейс лежала в своей узкой кровати и пыталась заснуть, воображая, как бы она прикончила Марджори: задушила удавкой, подожгла, зарубила топором, отравила, утопила, зарезала ножом, столкнула с лестницы, угостила грибами-поганками.