Мгновения жизни

Гости улыбаются и болтают, но я читаю их мысли, как в открытой книге. Это нетрудно, я прожила среди этих людей достаточно долго, чтобы знать: то, что они говорят о других, они рано или поздно скажут обо мне. «Бедный Артур. Его роскошная борода поседела, от беспокойства, конечно. Как внимателен он к своей супруге. А она сидит с каменным выражением лица. Постарела раньше времени. Она и раньше-то не была красавицей, несмотря на свои выразительные глаза, но теперь превратилась в дурнушку. Она получила то лицо, которого заслуживала».

Джейн тоже присутствовала на обеде. Когда она перестала быть застенчивой? Когда она успела обрести уверенность и непринужденность, и когда только эти люди начали обращаться с ней как с равной?

— Что с тобой? — Званый обед закончен, и Артур в гневе. Он доставил себе хлопоты, организовал торжество, а что я дала ему взамен? — Ты сидела за столом, и в тебе было столько же интереса и жизни, как в заводной кукле. — Интересно, есть ли что-то, что способно вывести меня из сонной одури сейчас, вообще хоть что-нибудь? — Глаза его сужаются от боли и обиды, он беспомощно всплескивает своими сильными руками. Что случилось с его Луизой? — Я так сильно любил тебя. Я думал, ты не такая, как те незрелые молодые девушки, которые встречались мне до сих пор. Я видел твою красоту там, где ее не видел больше никто. Я восхищался твоим спокойствием и безмятежностью, твоим милым темпераментом, твоей открытостью. Даже когда эта открытость выглядела неуклюже и грубо, я защищал тебя. — Он расхаживает по комнате взад и вперед, и каждый его шаг эхом отдается у меня в голове: «Я так сильно любил тебя».

Я хочу протянуть к нему руки, но не решаюсь. Он бросает на меня еще один взгляд, полный печали и разочарования, и, когда он уходит, гордый и величавый, впечатывая в пол свои башмаки на тяжелой подошве, я остаюсь стоять с протянутыми руками, и по лицу моему текут слезы.

Я воображаю себе, будто живу в каком-то залитом солнцем месте, где мои дети играют под цветущими апельсиновыми деревьями, но больше всего меня согревает мысль, что в моих мечтах Артур по-прежнему любит меня.

Однажды ко мне приезжает Виола на новеньком легковом автомобиле.

— Мы собираемся рисовать море, — заявляет она. — Уильям ждет на улице.

Артур говорит, что я должна поехать.

— Тебе это пойдет на пользу. Помнишь, как тебе нравилось играть своими кистями и красками?

— Ты говоришь так, словно я ребенок, Артур, — возражаю я. Если он и сердится на меня, то не подает виду, во всяком случае не перед Виолой. Я так и не поняла, нравится ли она ему. Я знаю, что он не одобряет ее манеры носить брюки, но мне также известно и то, что ему доставляет удовольствие рассказывать людям, что его жена — близкая подруга дочери сэра Дерека Гластонбери. Виола идет вслед за мной в детскую, целует детей и смеется над Лиллиан, которая, сосредоточенно хмурясь, пытается вдеть нитку в огромную иглу.

— Она занимается этим с того самого момента, как проснулась, — говорит нянюшка. — И не позволяет помочь ей.

Я смотрю на своих детей, и мне хочется обнять их, крепко-крепко прижать к себе и никогда не отпускать, но я остаюсь стоять у двери.

Когда мы спускаемся вниз, Виола говорит мне, что Уильям рассердился на меня, за то что я бросила занятия.

— Он убежден, что у тебя талант, и тебе следует выслушать его. Я сама считала, что способна лишь на банальности, мелкие сюжеты, радующие глаз картинки, не представляющие собой ничего особенного. Но ты бы только видела, как он заставил меня раскрыться: цвет… смелость линий. Ты должна изменить свое мнение, Луиза.

— Я поеду сегодня с вами, но не думаю, что снова начну посещать уроки, хотя я рада слышать, что ты добилась таких успехов. Я всегда считала, что из нас двоих художницей должна быть ты.

— Не думаю, что ты и вправду так считаешь. Может быть, ты всего лишь хочешь в это поверить, чтобы успокоить себя.

Внизу лестницы я останавливаюсь и прижимаю палец к ее полным розовым губам. Она смотрит мне в лицо, и я чувствую, как щеки у меня начинают гореть. Она медленно кладет свою руку поверх моей, так что я не могу отнять ее. Но теперь глаза ее улыбаются. Потом она отпускает меня.

Я сижу впереди рядом с Виолой, которая управляет своей «лагондой». Уильям Фентон сидит сзади, придерживая свою твидовую панаму сначала одной, а потом и обеими руками.

Он кричит против ветра:

— Луиза Блэкстафф, я хочу, чтобы вы вернулись! — Не могу вспомнить, когда последний раз я так смеялась.