Мяч круглый, поле скользкое

В марте пациентам объявили, что их реабилитация подходит к концу. В санатории-профилактории появилось ещё несколько новых домиков, то и дело стали приезжать машины, откуда выгружали субъектов в разной степени распада личности. Кое-кого Вадим даже узнавал, но ассоциировались эти люди с самыми неприятными временами в его жизни, и возобновлять такие знакомства он не рвался. Пятого апреля ему исполнялось 33, и он надеялся, что в этот день уже точно будет дома с женой и как следует отпразднует — морсом и взваром, конечно же! Предаваясь таким приятным мыслям, Степанов вышел, как у них принято было говорить, за околицу и присел на скамеечку в прореженной и расчищенной рощице с удобными тропинками. Как он недавно узнал, по соседству с их «деревенькой» был другой санаторий — не для пьяниц, а просто для пожилых и восстанавливающихся после болезни людей. Аккурат за этой рощицей он и стоял, и в ней любили гулять выздоравливающие. На другой лавочке неподалёку сидел высокий старик, а вместе с ним — женщина в косынке и маленькая девочка. Видимо, приехали навестить папу и дедушку. А может, и прадедушку. Старика Степанов уже знал — это был герой Войны, генерал Николай Александрович Гаген. Обменявшись с ним кивками, Вадим прикрыл глаза и откинулся на спинку, впитывая дар Ярилы.

— Дядька! Дядька! А ты гном?

Рядом с Вадимом стояла генеральская внучка (правнучка?) и дёргала его за штанину.

— Чего, шпингалет?

— Дядька гном, смоти! У мея в книське пъо тебя на-и-со-но-во!

Девочка вскарабкалась на скамейку рядом со Степановым, развернула у него на коленях большую мягкую книжку-альбом с красочными картинками и принялась что-то щебетать, тыкая в нарисованных героев пальчиком. Страницы были немножко искаляканы цветными карандашами — очевидно, его новая знакомая готовилась стать великой художницей.

— Во! Ето ты!

На иллюстрации, которую малышка гордо сунула Вадиму в самую физиономию, был изображён какой-то мужик в кольчуге и с огромным топором. Мужик был ужасно плечистый, с широким красным лицом, могучим орлиным носом и сросшимися над ним кустистыми бровями. А ещё у него на вооружении имелась чёрная борода чуть не до пупа, заплетённая в косички. Степанова разобрало веселье: действительно, эту рожу он видел с утра, когда умывался на дворе над жбаном с чистой колодезной водой. В первые дни пребывания в санатории он и думать боялся о том, чтобы бриться — уж больно горела кожа от Доброславовых снадобий, а потом как-то и привык. Жёсткая как проволока чалдонская бородища с седым клоком посередине отросла уже на добрую ладонь, и Вадим приучился её аккуратно подстригать и расчёсывать, чтобы не выглядеть лешим, хоть волхв и морщился на такое попрание естественной мужской красоты.

— Выходит, я… — Степанов со смехом погладил егозу по светленькой головёнке. Детей у них с женой не было. Вадиму вдруг нестерпимо захотелось немедленно оказаться дома. Это — ошибка, которую необходимо исправить как можно скорее.

— А считать ты умеешь? — вспомнил, как мать учила младшую сестрёнку.

Степанов поставил девчушку перед собой и взял её малюсенькую ручонку в свою лапищу:

— Жили-были в домике маленькие гномики:
Тики, Пики, Лики, Вики, Чики…

— Вадим толстенными своими сардельками принялся загибать розовые пальчики.

— Раз, два, три, четыре, пять

— проделал то же со второй ладошкой.

— Стали гномики стирать!

— потёр кулачками девочки друг о друга.

— Исё!!!

В день, когда «Кайрат» вышел из коротенького предсезонного отпуска, игроки собрались в раздевалке Центрального стадиона, обмениваясь рассказами от том, где побывали, что повидали и сколько усидели. Все, кто остался в команде после прошлого сезона, были на месте. Ох и повезло тогда — кабы не странный регламент с одной всего вылетающей командой из двадцати двух, могла б и беда стрястись! Неужто руководство и капли гордости не имеет? Уж какого-нибудь ещё новичка бы могли добыть. Нет, Трофимка — он, конечно, Трофимка, слов нет! Да только с его талантом совершенно буквально находить приключения на свой зад… как на такого полагаться? Нет, на звёзд надеяться не приходится — но хоть какого бы ещё калеку в нападение! По республике-то пошерстить… Судача об этом и о другом, футболисты и не заметили, как в раздевалку вошёл Чен Ир Сон, и с ним — трое крепких мужиков. Выдвинув вперёд одного из них, сурового вида бородача, Буирович торжественно провозгласил:

— Вот, ребята, пополнение вам прибыло!

— Это ещё что за Ермак Тимофеевич? — фыркнул кто-то из уголка, занятого молодёжью. — Сибирь покорять нас поведёт?

— Пасть прихлопни-ка, пехота — галка залетит в ворота, — не задумываясь ответил привычной частушкой Вадим Степанов. Он слыл великим мастером сочинять подобные экспромты по поводу и без, и порой до слёз веселил товарищей складными остротами. Ну, сейчас не очень гладко получилось — так ведь сколько практики не было?

— Атаман… — выдохнул рыжий здоровяк с носом-картошкой на круглом нерусском лице. Витька Абгольц.