«Мяч в игре»: Футбол в советской художественной прозе

В середине 1920-х годов в советскую художественную прозу вливаются новые спортивные реалии и, как следствие, новые метафоры и сравнения. Они возникают спонтанно у разных авторов. В частности, в одной из глав повести Б. А. Лавренёва «Крушение Республики Итль» (1925), опубликованной за два года до появления «Зависти» Олеши, движение одного из героев, грузного Антония Баста, уподобляется движению футбольного мяча: «Вдруг над скопищем прижатых друг к другу человеческих голов появилось нечто шарообразное с привязанным к нему жёлтым чемоданом и покатилось по головам, как футбольный мяч по полю. Это Антоний Баст в последнем отчаянии стремился опередить сограждан»[122]. Перемещение персонажа сравнивается с движением спортивного снаряда[123]. Известен также пример из рассказа Б. А. Губера «Мертвецы» (1927), в котором глобус используется в качестве футбольного мяча: «К выбеленной мелом голландке придвинута поношенная фисгармония. Рядом – стеклянный шкафчик-горка (библиотека), а на нём глобус из папье-маше, с проломленным боком: как-то по пьяной лавочке задумали шаром земным играть в футбол»[124]. В поэзию футбол вливается ещё раньше. А. А. Акмальдинова, О. А. Лекманов и М. И. Свердлов приводят в качестве первого стихотворного текста, в котором описывается игра в мяч, «Сквозной ветер» Саши Чёрного. Это стихотворение датировано 1910 годом[125].

Что же касается создания героев-футболистов в советской прозе, то в этом аспекте Олеша действительно стал первопроходцем. О «Зависти» существует обширная критическая и научная литература, в которой уделяется значительное внимание и образу юного футболиста Володи Макарова, и его противостоянию Николаю Кавалерову, от лица которого написана первая часть романа. Мы не ставим своей задачей дать очередную интерпретацию этого чрезвычайно сложного и противоречивого текста, не стремимся выявить авторскую позицию, которая крайне затемнена и нуждается в особом исследовании. В этой работе нас интересуют три аспекта. Во-первых, восприятие современниками, занимавшими разные позиции по отношению к роли спорта в жизни, образа Володи Макарова как футболиста и как представителя молодого поколения, нового типа советских людей. Во-вторых, анализ сцены футбольного состязания как вставной новеллы, принципиально значимой для дальнейшего развития в советской литературе спортивной темы. В-третьих, принципы изображения Олешей образов футболистов, их взаимоотношений и хода игры вне общей концепции романа в плане отношения автора и его современников к спорту. Соотнесение всего этого с художественным миром романа «Зависть» и системой его идей требует отдельного подробного исследования и выходит за рамки настоящей работы.

Вратарь Володя Макаров является представителем нового поколения советских людей. Проблема создания нового человека была одним из наиболее актуальных и дискуссионных вопросов в СССР в 1920–1930-е годы. Отражение этой проблемы в романе подметил нарком просвещения СССР А. В. Луначарский: «Показать нового человека – какая несомненно огромная задача! С большой свежестью она выполнена, например, в “Зависти” Олеши, где автор поставил проблему о тонко организованном человеке старого мира, который испытывает муки смешанного восторга и ненависти, амальгамирующихся в зависти к новому человеку»[126]. Едва ли не каждый обращавшийся в последующие десятилетия к проблемам творчества Олеши отмечал специфику образа Володи Макарова как представителя новой генерации. Однако факт увлечения героя футболом в сознании критиков и литературоведов не укладывался в парадигму фигуры нового человека. Олеша предугадал невероятную популярность спорта в СССР, именно поэтому в вопросе освещения футбола как нового феномена культуры роман произвел положительное впечатление на подростков, увлекающихся спортом, а также наперебой обсуждался в кругах футболистов. «“Затаенность гордых мечтаний” – вот струнка, которую автор задел в душе молодых спортсменов совсем ещё молодой Советской Республики»[127]. Если использовать формулировку Ю. М. Лотмана, спорт – это одна из систем, «кодовая природа которых не известна аудитории до начала художественного восприятия»[128]. С введением спорта в художественный текст происходит тот же процесс, что и при публикации новаторского литературного произведения. Сначала текст порождает «эстетику противопоставления»[129] и отрицания, но затем проходит время, публикуются другие тексты, и наступает «эстетика отождествления»[130], пора признания. История спортивной темы в советской литературе оправдывает этот закон: через 10 лет после публикации «Зависти» был издан роман Л. А. Кассиля «Вратарь Республики», затмивший собой все остальные тексты, в которых так или иначе ведётся речь о футболе. Советская критика, упрекнув Кассиля во многих недостатках, единогласно признала, что писателю великолепно удались описания футбола. Не случайно впоследствии Кассиля нарекут «поэтом популярнейшей игры»[131].