Мягкая посадка. Год Лемминга. Менуэт святого Витта

Но она не ушла, пробормотав: «Хуже наркотика, ей-богу», и, сложив руки на коленях, тоже стала смотреть.

4

— Ты прости, — сказал Стефан. — Ни о чем другом не могу говорить, понимаешь?

— Ни о чем другом говорить и не нужно, — отозвалась Маргарет.

Они сидели на нагретом полдневным солнцем камне. В двух шагах ниже них озеро глодало скалу. Ворча в камнях, надвигалась вода, облизывала шершавые плиты. Откатывалась. Маргарет казалось, что за два дня, прошедших со времени бегства, кожа Стефана сделалась темной, как камни.

— У тебя пальцы еще не трескаются? — спросила она.

— Что? — не сразу понял Стефан. — А, нет, еще нет. Спасибо.

— Упустишь — будет больно, — предупредила Маргарет, — особенно с непривычки. Хочешь смажу?

Пока она мазала ему руки, он молчал. А когда она, удовлетворенно хмыкнув, убрала коробочку с мазью в карман куртки, он спросил, стараясь придать голосу как можно больше равнодушия:

— Ну и как там в лагере?

— Живем, — так же фальшиво-равнодушно, как Стефан, сказала Маргарет. — Отчего не жить? А хуже или лучше… вот завтра кончится праздник, тогда и увидим, хуже или лучше…

— Какой опять праздник? — Стефан растерялся, не сразу сообразив. — А, ну да, ну да. — Он коротко и зло хохотнул. — В честь избавления праздник. Понимаю. Без праздника нельзя… Неужели целых три дня?

Маргарет кивнула, подтверждая, и Стефан уже прикидывал в уме, насколько придется увеличить ежедневную норму добычи торфа, чтобы в обозримые сроки ликвидировать прорыв. Прикинув, он присвистнул и покачал головой. Н-да… Зря Питер расслабил людей, как бы потом не пришлось кусать локти. Незаслуженные потачки до добра не доводят. И торф будет недосушенный, а синтезатор этого не любит…

— Он что, вправду сумасшедший?

— Вряд ли. — Маргарет улыбнулась. — Знаешь, по-моему, он соображает лучше нас с тобой. Рискует — это да. Пока ему в рот смотрят, можно и рисковать. Он говорит, что теперь каждый должен работать за двоих, чтобы в кратчайший срок накопить запас продовольствия для переброски лагеря через водораздел. И что сильное и свободное общество, сильные и свободные люди… Он теперь вообще много говорит.

— Я уже считал, какой это будет кратчайший срок, — перебил Стефан. — Год как минимум.

— Меньше, — сказала Маргарет. — Они лишат Джекоба молока и высвободят синтезатор. Джекоб им не нужен.

— Питер так решил?

— Не надейся, что он такой осел. Будет голосование. Результат известен заранее даже Джекобу.

— Скоты, — устало сказал Стефан. — Что с быдлом ни делай, оно всегда останется быдлом. До Абби и малышей они тоже добрались?

— Пока нет.

— Доберутся. Кому нужны слабые и душевнобольные, верно? А остальные надорвутся на торфе. — Стефан подобрал кусок песчаника, раскрошил его в кулаке и бросил в озеро. — Вот что с ними будет. Через год от нас останется половина, и не лучшая.

— Через год здесь вообще никого не останется. — Маргарет искоса посмотрела на Стефана. — И большого запаса не нужно: Питер говорит, что намерен поднять «Декарт».

— Ну? — Стефан даже вскочил. В висках часто застучало.

— А что, не получится? — с интересом спросила Маргарет.

Стефан сел. В голове была каша вперемешку с черной пустотой: Питер Пунн в ходовой рубке корабля, почему-то с мокрым веслом в руках, смуглый красавец Питер Пунн, дочерна загорелый первопроходец, рыцарь без страха и упрека; затем полоса пустоты; затем фраза Маргарет: «Видишь ли, у него есть интересные идеи…» — и снова пустота, и яркая, в мельчайших подробностях зримая картина: нудный вой маршевых двигателей на малой тяге, медленно и криво уходящий в небо безносый «Декарт», яростная струя пламени, бьющая в крошащийся гранит из пробитой кораблем дыры в дождевой туче… Брошенный опостылевший лагерь, оставляемое навсегда проклятое болото. Это должен был придумать я, с острой запоздалой досадой подумал Стефан. Я, а не Питер.

— Может получиться, — с неохотой признал он. — То есть я хочу сказать, что теоретически это возможно. Не за год, естественно. Года три на серьезную подготовку — тогда, может быть, даже без носовой надстройки… Опасно, конечно, на маршевых… Надо подумать. Взлететь-то он, пожалуй, взлетит, а вот где и как он сядет?

— Не знаю, — сказала Маргарет. — Ты все еще думаешь, что Питер глупее тебя?

— Никуда он не полетит, — уверенно сказал Стефан. — Именно потому и не полетит, что не глупее. И похода по воде тоже не будет. Зачем он ему теперь?

— Завидуешь, — определила Маргарет.

— Завидую, — легко согласился Стефан. — Роскошная идея, между прочим.

— Видимая цель, — поддакнула Маргарет. — Год энтузиазма. Или больше? Ты с такой идеей сколько времени смог бы поддерживать энтузиазм?

— Не говори так, — попросил Стефан.

— А почему? Я не иронизирую. Людям нужна достижимая цель, даже таким уродцам, как мы. Ты никогда этого не понимал. Мы же люди.

— Кто бы сомневался…