Мягкий характер

...«Ба, ну почему я такой трус? — писал Лёня.— Ты ведь не знаешь, как меня дразнят ребята: «девочка Леночка», «маменькин сыночек», «бабушкин любимчик», «здрасте, извините, пожалуйста» и еще такое, что даже писать стыдно. Я иногда думаю, что это вы с мамой виноваты. Зачем вы меня так воспитали? Не надо быть чересчур вежливым. Наши девочки говорят, что это сейчас «не звучит». В смысле — не модно. У нас девочки куда самостоятельней, чем я. А тут еще эта Женька Степанова. Представляешь, она защищает меня от мальчишек!.. Все ребята со смеху помирают, когда Женька своим толстым голосом говорит: «Не трогайте Лёнечку. Вы все такие-сякие, а он совсем другой. У него мягкий характер. А кто его тронет, будет иметь дело со мной».

А с Женькой никто не хочет связываться. Кулаки у нее железные. Она похожа на Пеппи Длинный Чулок, и говорят, что занимается какой-то китайской борьбой в специальной, школе. Но я в это не верю. Самое противное, что она на самом деле жалеет меня за то, что я такой несмелый и беззащитный»...

 Тут Лёнины мысли потекли в другом направлении.

На перемене мне показалось, что я победил трусость. Я поднялся на второй этаж и остановился у двери кабинета нашего директора школы. Как бессовестно я мечтал о том, чтобы его не оказалось в кабинете! Ведь он почти никогда не сидит на месте. Рука у меня была тяжелая,, как стопудовый камень, когда я поднимал ее, чтобы постучать. Как назло, директор был на своем месте!

— Здравствуй,— сказал Николай Иванович,— что это ты такой бледный?

Тут я немножко поборолся с собой и выпалил:

— Николай Иванович! Пожалуйста, не удерживайте с тети Ани за пальто. Она, правда, ничего не видела, потому что смотрела в окно на своих близнят, а он полз по полу и грозил кулаком.

— Полз по полу? Да еще и грозил кулаком? — заинтересовался директор.— Не побоишься сказать — кто?

— Побоюсь,— признался я.

А ты будь посмелее. Раз начал — надо идти до конца.

— Но я не могу... Женька говорит, что у меня мягкий характер.

— Мягкий характер? Что ж, это неплохо, особенно если к нему прибавить смелость. Тебе же не хочется быть трусом? — спросил директор.

— Но выдавать ведь тоже нехорошо,— защищался я,— это же ябедничество.

— Не ищи лазеек. Покрывать подлость из страха за свою шкуру еще хуже,— твердо сказал Николай Иванович.

И тогда я рассказал ему все, что видел в раздевалке.

— А ты боишься Петьку? — спросил Николай Иванович.

Я сказал, что очень боюсь. Драться я не умею, а он старше и сильнее меня. Тогда Николай Иванович спросил, не откажусь ли я от своих слов. Я ответил, что ни за что.

— И не боишься, что тебя станут называть ябедой?

Я ему ответил, что у меня столько разных кличек: одной больше, одной меньше — разница небольшая.

— Ну. смотри, держись, парень! — весело проговорил Николай Иванович и попросил свою секретарил Надю привести Петьку Мазута.

И мне снова захотелось, чтобы Петьки в школе не оказалось. Он часто пропускал занятия. Но опять, как назло. Петька был в классе, и Надя его привела. Петька не отказывался, что перемазал жвачкой пальто Лены. Он сказал, что сделал это совсем не из хулиганства, а из мести, гак как Лена всегда высмеивает и критикует его на каждом собрании, даже в стенгазету о нем написала и к тому же карикатуру на него нарисовала.

— Вот пусть теперь все знают,— сказал Петька,— что я никому не прощаю обид!

Николай Иванович выслушал его и отпустил меня. А на другой день я нашел в парте записку: «Война объявлена!» Коля говорит, что мне так и надо, и Сережка тоже. Не наябедничал бы — и войны Петька не объявлял бы.

...«Так что, бабушка, мы теперь с Петькой Мазутом находимся в состоянии войны, потому что я всё про него рассказал директору школы.

Решил я тебе все написать, только ты не расстраивайся, тем более что мама уже сняла дачу под Москвой, и, как только начнутся каникулы, мы туда переедем. А папа будет к нам приезжать по выходным. Напиши, как ты считаешь: нужно было говорить директору о Петьке? Пожалуйста, а то я сомневаюсь. С мамой об этом говорить нельзя. Она заохает, накажет меня, а главное — начнет охранять и, чего доброго, пойдет объясняться с директором. Да! Как твое здоровье?

Целую тебя, пишу по секрету. Лёня»

Бабушка приехала сразу на дачу. Веселая, загорелая. И привезла мне черные очки и большую толстую тетрадь. «Лёнечка,— сказала она,— вот тебе мои подарки. В эту тетрадь я тебе советую писать, исправлять почерк, а то я с трудом разобрала твои каракули. Но с книжки не списывай, а заноси сюда свои и чужие умные мысли. Можно писать и о событиях твоей жизни. Так понемножку и почерк исправится».

События-то интереснее записывать, чем мысли. Я не знаю, где брать чужие мысли, а своих у меня, кажется, еще нет. А событие — дело верное. Оно уж случилось, и выдумывать нечего. Знай себе записывай. Я, конечно, понимаю, что не всякое событие надо пихать в тетрадку. Например, о том, что мама наконец купила мне новые джинсы, можно и не записывать. Вот если бы я облил их чернилами или изорвал — тогда дело другое.