Мягкий мир (СИ)

Теперь можно было идти на линейку.

В коридоре Мария, осадив на ходу мальчишку, который намеревался дернуть Свету за волосы, попыталась отстать на шаг-другой - она не любила ходить плечом к плечу или, не приведи Господь, под руку, предпочитая пропускать спутников вперед. Но, видимо, Света была из того же теста и предпочла пропустить вперед Марию.

Вся надежда Марии была на белое море с красными чайками. Белое море из людей в белых сорочках - вся прибывающая мало-помалу пионерия - уже бурило, катая по двору шумные волны.

Мария, сумев-таки зайти за спину Светы, незаметно нырнула в один из боковых потоков, и ее понесло, как на льдине, словно не своими, не собственными ногами.

"Надо бы не забыть зайти в библиотеку и набрать для нее детских книжек, - подумала Мария, прежде чем окончательно забыть о своей неожиданной подруге. - Пусть привыкает к нормальному чтению, заодно и времени на разговоры останется меньше".

Позже, когда все уже построились, она еще раз вспомнила про Свету, видно, затем, чтобы оценить на почтительность расстояние между ней и собой, но не нашла знакомых очертаний ни в "Стражнике", ни в родном "Буревестнике", куда раскидали осиротевших соколят. "Наверное, Света вернулась в палату и сидит там в своих особенных думах, - решила Мария. - Пионерская линейка, как видно, тоже не шибко взрослое занятие. Ей бы сразу в комсомол!". Но странное дело: только Мария подумала про эти особенные Светины думы, как над белым морем с красными чайками, изнутри этого моря, вдали, у линии горизонта словно выросли снежные горы и от них повеяло такой радостью и таким покоем, что Мария, перестав сутулиться, чуть было не приложила к глазам руку козырьком. В глазах ее было светло и празднично. Так празднично, что она даже не сразу поняла, откуда взялся на площади рядом со старшим пионервожатым Армен. Вроде бы на этом месте положено стоять знаменосцу. Неужели в лагере, наконец, узнали про то, как они с Аликом выстроили на чердаке потайную пионерскую комнату - собственными руками, при помощи пилы и лобзика? И теперь произвели одного из умельцев в знаменосцы?

Но поза у Армена, может быть, от излишней скромности, была отнюдь не горделивая. Высокий, тощий, он походил на крюк и лишь изредка поднимал словно налитые земляной жижей глаза, чтобы прикинуть по лицам ребят: не сон ли все это происходящее?

Мария прислушалась, и ее словно утянуло в глубину сонного болота. Тонкий, похожий в своей зеленой майке на водоросль, старший пионервожатый отрывисто говорил, заложив руки за спину и раскачиваясь взад-вперед всем корпусом:

-... кормил экскрементами. Хорошо, что в эти минуты с нами еще нет гостей. Это позор всего лагеря. Пионер должен быть осужден за недостойное поведение. Потому что из-за того, что упомянутый пионер кормил экскрементами... В общем, щенок остался жив, но его выхаживают наши юннаты. Нет, вы только подумайте, размазать по тарелочке свои экскременты, чтобы...

Последние слова старшего пионервожатого утонули в хохоте. Армен, не поднимая головы, стрельнул взглядом по рядам хохочущих мальчишек и едва заметно улыбнулся. Смеялись даже некоторые девочки, хотя большинство девчонок взирало на Армена как на отпетого негодяя.

Старший пионервожатый, перестав раскачиваться, сделал очень серьезное лицо, поднял протестующе руку ладонью к белоснежным рядам и несколько раз подвигал ею, словно прося прекратить аплодисменты.

Но лагерь шумел слишком откровенно, и Армен, пользуясь случаем, успел несколько раз подмигнуть приятелям, а кое-кому и показать из-за спины кулак.

Потом откуда-то выскочила очкастая приземистая директриса, которую в лагере побаивались, и пустилась чуть ли не взапуски вдоль притихших рядов, остервенело ругаясь и местами рукоприкладствуя. Пробежавшись в считанные секунды из конца в конец, она подскочила к разом осунувшемуся Армену, и, вывалив на него остатки брани, совсем уж жалкие, осипшие и какие-то механические, дала здоровенный подзатыльник и велела стать в строй.

Скромно улыбаясь, Армен влился в ряды стражников и тут же наподдал кое-кому коленом под зад. Все почему-то опять посмеялись, и линейка перешла к своей торжественной фазе - отчету председателей отряда и подъему знамени.

Мария не смеялась и не ужасалась. Она просто вся одеревенела, представляя себе то, что могли подумать о ней приятели по злополучным играм на чердаке.

Едва дождавшись команды "Разойдись!", она протолкнулась к одиноко стоящему и глядящему по сторонам Армену и выпалила:

-- Послушай, это не я!.. Ты думаешь!.. Вы думаете!.. Это не я! Не я!

-- Ясное дело, не ты, - вяло ответил Армен, приветливо глядя на нее грустными, черными глазами. - Это твой приятель настучал. Сразу после вашего ухода нас и накрыли. Все наши вещички сложили на покрывало, связало в узел, как зачумленное, и унесли. Но поделки - это черт с ним. Алика жалко. Знаешь ведь, он гордый. Сложил в тот же вечер чемодан и дернул в ночь из лагеря. Но менты его сцапали на вокзале, вернули. Сейчас ждут его родителей, чтобы передать из рук в руки. Исключили Алика. Выгнали.