...Вернувшись, упаковали рюкзаки и пошли в деревню. Мужичонка вслух рассуждал, куда поставить их на ночлег, - сам он жил в приймах. По дороге достучались до продавщицы, взяли водки, потом мужичонка забежал к своим Летяга с напарником ждали его на улице. Дом был большой, богатый, с грузовиком во дворе. В голый, вытоптанный скотиной палисадник светили окна. Как всегда, поначалу на новом месте все было тревожно, странно: узкая улочка, вечер, дождь, мужичонка выскочил и зашагал незнамо куда, они следом - оказалось, до соседней избы.
- По рублю хозяйке заплатите, и ладно, - предупредил мужичонка; они кивнули, вошли за ним на чужой двор и остались ждать, когда позовут.
Под забором блестела трава, валялись стоптанные калоши.
- А то рыбку продайте, она по рыбке много скучает, старуха-то, - сказал мужичонка, сбегая с крыльца во двор. - За рупь возьмет, такая тут рыбе цена. Пошли.
Хозяйка была морщинистая бабуся с улыбчивым ртом и выцветшими глазами, она одна жила в огромной пустой избе и пахло в горнице в основном ею, а еще отсыревшими кирпичами печи. А может, это она пахла избой, своей постелью и зверобоем, пучки которого висели по стенам. Было заметно, что гогот напарника беспокоит ее куда больше рассказа про то, как вытащили из воды Летягу, - пожалуй, она была слишком замкнута в своих хлопотах, слишком вросла в свою старость и посеревший от времени пятистенок, чтобы принимать близко к сердцу чужие страсти. Выпив и послушав их разговоры, она незаметно как-то разминулась с ними, двигалась и говорила сама по себе, жаловалась богу на поясницу и воевала с котом, который, кажется, тоже проживал в избе сам по себе и смотрел на старуху дико, как на чужую. Мужичонка с напарником выпили, задымили, заговорили; Летяга хватил два раза по полстакана и понемногу поплыл. Разлепляя глаза, он всякий раз видел одно и то же: в дыму мигает рябая лампочка, бродят по стенам мухи, старуха шипит на кота и серый облезлый кот шипит на старуху. Водица у нас мягкая, хвастался мужичонка, голову можно без мыла мыть... Старики знаешь как говорят? Скажите ему, маманя...
Старуха застенчиво заулыбалась беззубым ртом и прошамкала:
- Христос поссал...
Летяга вышел в сени, нашел нужник и потревожил спящих за перегородкой кур. Сени были огромные, из серого столетнего бруса. За дверью стоял топор, каленое жало топора жарко белело. Летяга, присев на корточки, с непонятной тоской провел по нему пальцем, любуясь совершенством и натруженной силой этого инструмента, и тут все качнулось перед глазами, поплыло, тесаные стены побежали вверх и он понял, что тонет, тонет, проваливается в колодец сеней, отчетливо ощутил, как тянет за ноги холодная неумолимая сила... Эк тебя, пробормотал он, вскакивая и озираясь в сенях, показавшихся на мгновенье гробом изнутри, просторной сосновой домовиной. Надо же...
Он откинул гладкую дубовую щеколду и вышел на крыльцо. Во дворе было темно, сыро, с озера дул влажный ветер, играючи разнося по миру чистые холодные запахи северного июля. Дождь перестал, и слышно было, как в соседнем доме работает телевизор: диктор говорил о труде как о главном источнике радости на земле.
1981