Сканер встал и зашагал по комнате, размышляя. Его время скоро должно было выйти, но переломный момент, образовавшийся в их отношениях, нельзя было упускать. Стоит ли брать Литератора в союзники? Литератор — великолепный убийца, но он беспомощен в прочих отношениях. Впрочем, разве не беспомощен сейчас и он сам? Он ничего не знает в этом новом мире, люди, которых дал ему Виктор Валентинович, — это все равно его люди. Дав Литератору то, что он хочет, он сможет избавиться от многих проблем. А под конец совсем неплохо будет тому узнать, по чьему приказу здесь зеркала и красавицы-медсестры, и охранник, и комната-тюрьма. Литератор ведь так безгранично предан Виктору Валентиновичу. А что он сделает, если потом записать, как этот самый Виктор Валентинович отзывается о нем и прокрутить ему? Но сейчас его проблема — Чистова. И картина. Либо он должен добраться до них раньше Виктора Валентиновича, либо до них не должен добраться никто. И тут уж был только один способ сделать это так, чтобы никто не успел его остановить.
Тогда, в начале октября, спустя несколько дней после возвращения из Крыма он был пьян. Он был очень пьян. И очень испуган. К тому моменту он уже понял, что это не галлюцинации, что он действительно может видеть нечто внутри людей — видеть, что в них плохо, а что хорошо, если применять такие абстрактные понятия, к чему их тянет, на что они способны — чем человек живет, а что спрятано давным-давно на самое дно и никогда не прорывается наружу. На всех этих образах, среди которых оказывался Сканер, не было пояснительных надписей. Он просто знал. А еще он знал, что в Крыму с ним что-то сотворили. Он не только видел, он еще и потерял свою привычную склонность к бережливости, в последнее время переросшей в болезненную скупость. А он не хотел этого. Он привык так жить. И ни его партнер по бизнесу Дударев, из которого он потом душу вытряс, чтобы узнать в чем дело, ни сволочная жена его бывшего одноклассника Людка Ковальчук, подсказавшая Дудареву идею, не имели права так с ним поступать.