Мясник (СИ)

Наблюдая, как она набирает номер, Вита улыбалась совершенно искренне. Она была довольна. Спустя две недели ее действительно не будет в городе, а когда по возвращении им доведется столкнуться с Викторией на улице, она уж придумает убедительное объяснение. Вита хорошо знала, насколько мало у нее было шансов вытащить мачеху на разговор, знала, что разговор этот может получиться только в уютной расслабляющей обстановке, а чтобы Виктория оказалась вместе с ней в этой обстановке, нужен был очень серьезный предлог. А еще она знала, что так просто Виктория говорить с ней о работе не станет и уж тем более не выложит ничего про кого-то из своих сотрудников только потому, что она, Вита потребует или попросит ее об этом. Виктория не любила отвечать на вопросы, она любила рассказывать только сама.

Поймав такси, Вита отвезла Викторию в небольшой уютный ресторанчик «Княжна», всегда нравившийся ей кухней, спокойной обстановкой и хорошей живой музыкой. После доброй порции судака по-русски и большого бокала белого вина Виктория размякла, подобрела, и к тому времени, как подошел черед кофе и ликера, они с Витой разговаривали уже почти как родственницы. Преподнеся Виктории довольно убедительную легенду о том, куда и почему она уезжает, рассказав о работе в «одном компьютерном магазине», а также несколько эпизодов из личной жизни, чтобы Виктория не потеряла интерес к разговору, Вита в свою очередь начала выспрашивать ее о семье и о работе, от общих вопросов переключилась на частные, осторожно вставила фамилию Кужавского в связи с кое-какими знакомствами и рекомендациями, а также, якобы, личной симпатией, и вскоре убедилась, что не зря решила поговорить с мачехой. Виктория Петровна оказалась женщиной осведомленной, и вскоре веганский оператор почти наполовину выступил из тени неизвестности, где до сих пор находился для Виты. Так же она, к своему удовольствию, узнала о его очередной пассии и паре приятелей. Это было очень кстати.

— А как там Семагин поживает? — спросила Вита без особого интереса, отпивая кофе и разглядывая бриллиантовые сережки мачехи. — Еще не выгнали?

— Семагин? — удивленно переспросила Виктория. — Какой еще Семагин?

— Да Вадик Семагин. Мы с ним учились вместе. Мне недавно сказали, что он вроде бы к вам устраивался. Что, не взяли?

— Семагин, Семагин… — задумчиво пробормотала Виктория и погрузила кончик длинной тонкой сигареты в пламя поднесенной Витой зажигалки. — А кем он пытался… а-а! Вадик! Птенчик! Да, был такой, журналистик, кобелек молоденький. Многие наши бабы на него глаз положили, да только Настя его быстро к рукам прибрала. Он потом и держался только благодаря тому, что она его употребляла ежедневно, — журналист-то он никакой был. Потому, как Насти не стало, он в «Веге» и не задержался долго. Сейчас, кажется, в какой-то из местных газеток трудится… на вторых ролях… то ли в «Волжанской», то ли в «Гермесе», то ли в «Купце», — Виктория ухмыльнулась. — Я слышала, несладко там Вадику — коллектив-то вроде сплошь мужеский, да и редактор — мужик, — она подмигнула Вите и выпустила из губ изящную струйку дыма.

— Ну, туда ему и дорога. Просто любопытно было узнать, как устроился. А Настя — это не ваша редакторша Колодицкая, часом? — осведомилась Вита, обнаруживая знакомство с предметом.

— Да, Анастасия Андреевна, — Виктория вздохнула с легкой грустью. — «Вега» теперь без нее, конечно, не та, да и мне нынче не с кем кофеи гонять. Ох, ты, Господи, глупая смерть, глупая, неправильная, страшная.

— Ну, тетя Вика, смерть правильной-то не бывает. А почему страшная-то? — спросила Вита, уловив, как дрогнул голос Виктории, впустив странные нотки, а на худое лицо набежала тень каких-то неприятных воспоминаний. — Я же слышала, у нее вроде сердечный приступ был.

— Приступто был, только не сердечный, — Виктория стряхнула пепел и придвинулась чуть ближе к Вите. — Откровенно говоря, жуткая была история… Я до сих пор себя корю — ведь видела же, что с ней что-то не так, должна же была сообразить, а я ей — травки, травки попей, Настя… и домой пошла.

— Ой, нам всегда кажется, что мы могли что-то сделать, когда уже сделать ничего нельзя. Не глодайте себя понапрасну. Думаете, не надо вам было уходить? Откуда ж вам было знать? Не могли же вы сидеть рядом с ней все время. Насколько я понимаю, это уже вечером было?