Мясник

Однако чем дальше он продвигался вдоль Бульварного кольца, тем яснее стал сознавать, что достать такой пустяк, как газету, не так-то просто. Особенно — если «МК». И вдвойне особенно — если она вчерашняя. Да что же это такое, искренне возмутился Хлынов. То глядишь, ее везде навалом, просто шагу нельзя ступить, чтобы не наткнуться на бойкого торговца, а вот нужен тебе именно сейчас номер — и нет его, проклятого!

Полный бред!

Спускаться под землю не хотелось, но пришлось. Хлынов испытывал неприязнь ко всему тому, что находится ниже поверхности земли — будь то подвал, шахта подземного лифта, бомбоубежище или обычная канализация. К метро, естественно, тоже…

Поэтому он решил схитрить, поймал машину и доехал до такой станции, где спускаться под землю нужно было всего ничего — каких-то десяток-другой ступеней.

Он купил газету и вдруг услышал необычное пение. Обернулся. Обнаружил, что совсем рядом возле серой шершавой стены стоит небольшая группа людей с инструментами. Мужчины и женщины играли, а три маленькие, не старше восьми лет, девочки самозабвенно пели. Приглядевшись, Хлынов заметил, что все исполнители слепые.

Не раздумывая, он сделал несколько осторожных шагов. Замер рядом со слушателями. Прослушал песню до конца. Волна необъяснимой нежности вдруг поднялась в груди. Умом он все понимал — и поют плохо, и давят на жалость слепотой, и место выбрано с расчетом, но… Но что-то во всем этом было. Что-то родное. Подземный переход. Слепые. Хлынов…

Девочка — самая маленькая из трех исполнительниц — подхватила с пола картонную коробку из-под «Марса» и стала обходить зевак. Люди подавали, но как-то нерешительно — может быть, из-за того, что девочка не причитала, не кланялась истово, не суетилась, нарочито выказывая благодарность. Нет, она была другая. Спокойная. Даже — чуть надменная.

Хлынов сунул руку в карман и обнаружил, что все деньги остались на столе в кабинете. Вот досада! И от того, что слепая не видела, что он ничего не положил в коробку, ему вдруг стало так стыдно, что он решил обязательно ей что-то дать.

Волнуясь, он обшарил карманы, ничего не нашел, но тут вспомнил, что у него в бумажнике есть какая-то универсальная банковская карточка, по которой — как утверждал когда-то Космачев — можно получить деньги почти в любом коммерческом банке, если он только входит в Ассоциацию столичных банков «Спектр».

А ведь рядом как раз есть такой банк, едва не закричал Хлынов, обрадованный тем, что все решается так просто. Он даже сделал несколько шагов к слепым музыкантам, будто хотел их предупредить, но вдруг услышал, о чем разговаривают девочки, и замер, пораженный.

Одна из девочек, та, что была повыше других, достала из кармана сережки и протянула остальным.

— Потрогайте, — предложила она.

— Ух ты!

— А теперь? — Она вдела их в уши.

— Где?

— Вот… Правда, красиво?

— Красиво, — согласились остальные, ощупав ее уши.

— Примерьте и вы, — разрешила великодушно девочка.

— У меня уши не проколоты, — почти хором ответили те.

У Хлынова перехватило дыхание.

Он круто развернулся и побежал к выходу из подземного перехода, туда — к банку…

Глава восьмая

Цепь случайностей, сотканная на небесах, привела Хлынова именно в тот банк, на который совершали налет Генка и Андрей. Скажем прямо, неудачный налет. Идиотский.

Вокруг Хлынова суетились люди: кто то рванулся через дверь и разбитые стекла прямо на проезжую часть, другие, напротив, бросились помогать охранниками подоспевшим омоновцам ловить преступников(чего уж там теперь ловить), иные истерично орали или стояли столбом, шокированные всем произошедшим. И только Хлынов, неторопливо прикурив, вышел из банка так легко и непринужденно, словно прогуливался с семьей по парку в воскресный день.

Если бы у него в этот момент спросили, о чем он думает, Хлынов, не задумываясь, ответил бы, что пытается найти недостающее звено в логической цепи случайностей…

Он не кокетничал — действительно, этот вопрос волновал его в эту минуту больше всего. Ведь почему-то это с ним произошло? Ведь есть же какая-нибудь связь между всем этим. Между чем?

Во-первых, Космачев с его вытаращенными глазами и совершенно бредовой речью о массовых изнасилованиях слепых девочек в одном из интернатов столицы.

Так, допустим, это первое звено.

Идем дальше!

Во-вторых, поиски желтого листка под названием «Московский комсомолец»…

Стоп! Не так!

Это вовсе не во-вторых. До поисков он раздумывал — идти ему или оставаться. Были десятки способов раздобыть эту дурацкую газету, и он выбрал самый сложный. Но зато — и самый безопасный!

Значит, во-вторых, были эти раздумья. Хорошо. Идем дальше…

В-третьих, поиски. Это уже третье звено в цепи.

В-четвертых, ему пришлось ехать, искать подходящее метро, чтобы не спускаться под землю слишком глубоко.

Четвертое звено — страх!

В-пятых, конечно же, песня. О чем они, кстати, пели? Что-то наивное и сентиментальное. Не помню. Ладно, проехали.

Песня и слепая, которая не видит, что я ей ничего не подал. Это пятое звено. Стыд.

В-шестых, сережки. Значит — жалость.

Что еще?..