Мясной Бор

— Кому говорят — вылазь! — озлился солдат и снова стукнул кнутовищем в подошвы.

Повинуясь знаку Шашкова, двое бойцов откинули полог и извлекли оттуда здоровенного унтер-офицера с автоматом на шее. Когда тот выпрямился, растерянно озираясь, оказалось, что рослый начальник Особого отдела едва повыше плеча этого немца.

— Ну и гусь! — сказал Клыков. — Ничего себе пассажир…

— А говорил — никого, — укорил, улыбаясь, Шашков возчика.

Ошарашенный случившимся, солдат молча смотрел, как обезоруженного немца повели красноармейцы. Потом не спеша развязал тесемки, снял шапку, крякнул, поскреб коротко остриженную голову, повернулся к начальнику Особого отдела и с неожиданным надрывом заорал: «Да мало ли их здесь шатается, говнюков эдаких?! Разве за всеми усмотришь?» Тут боец присовокупил собственное мнение о близлежащих родственниках забравшегося к нему в сани немца, так же не спеша натянул на голову шапку, завязал тесемки, плюхнулся на низкий облучок, задергал вожжами, крикнув при этом «вье-вье», и тронулся туда, где выстрелы еще не затихали.

— Вот и «язык» для вас, товарищ командующий, — сказал Шашков. — С доставкой на дом…

— Как вы догадались? — спросил Клыков.

— А я не догадался… Видел, как он из-за ствола метнулся и прыгнул под полог в сани.

— Видели? — удивился Николай Кузьмич. — Но ведь мы рядом шли…

— Профессиональный навык, товарищ генерал. Двадцать лет охочусь за бандитами. А этот пассажир с теми же повадками.

— Пусть его допросят побыстрее, — сказал командарм. — Скажите разведчикам, чтоб подключились. Обстановка у противника быстро меняется. Немцы всерьез озабочены нашим наступлением. Я просто нутром чую, как они отовсюду гонят сюда свежие силы.

…Николай Кузьмич оказался прав. Захваченный унтер-офицер, он был в составе той команды, которая шастала по нашим тылам и сумела выйти на КП командарма, на удивление быстро согласился давать показания. Шашков даже засомневался в искренности намерений пленного. Немцы из группы армий «Север» были крепкими орешками, расколоть их почти всегда оказывалось трудно. А этот заговорил… Конечно, его надо было перепроверить, но уже первая сообщенная им новость была важной и подтверждала опасения командарма: в район Люба ни прибыли пять новых пехотных дивизий. Они составили оперативную группу, командовал которой генерал Герцог.

Шашков крепко устал за эту ночь и решил дать себе небольшую передышку. Поручив продолжать допрос заместителю, Федору Горбову, прилег в землянке. Но едва он перевел дух, как в землянку вошел возбужденный Федор Трофимович. В руках у него были листки бумаги.

— Что случилось? — спросил Шашков.

— Пленный сообщил… Вот! — И Федор Трофимович подал листки Шашкову.

Начальник Особого отдела быстро пробежал глазами протокол допроса и присвистнул от удивления.

— Дела… — сказал он. — Значит, ефрейтор Гуго Вахман утверждает, будто Гитлер и Франко находятся сейчас в Любани?

21

Сведения Гуго Вахмана были верными, но устарели. Гитлер и Франко уже покинули передний край. Третьего дня их специальный поезд вернулся в Сиверский, где располагался штаб 18-й армии, и, не задерживаясь здесь, двинулся в Плескау — так захватчики именовали теперь древний русский город Псков.

Гитлера утомила эта поездка. Вообще-то он любил выезжать к переднему краю, ибо считал, что таким образом держит руку на пульсе войны, не дает генералам ввести фюрера в заблуждение по поводу истинного положения вещей.

Гитлера знобило, он кутался в песцовую шубу, подаренную ему Квислингом, и вяло отвечал на попытки Франко затеять подобие светской беседы. Фюрер не любил каудильо, испанский диктатор был неприятен ему как личность. Но теперь он находился здесь, на восточном фронте, в качестве высокого гостя, и приходилось, скрепя сердце, выносить его общество, делать вид, что помимо политических и военных целей их связывают и дружеские чувства.

Досадуя на собственную неосторожность, которая привела к простуде, Гитлер вспомнил о том, что косвенно в этом виноват Франко, и раздражение его усилилось. Когда они прибыли на позиции испанской пехотной дивизии под Любанью, ее командир генерал Аугустино Муньос Грандес открыто стал жаловаться на сильные морозы, к ним не привыкли его солдаты. Франко не оборвал наглого испанца, это пришлось сделать фон Кюхлеру, сопровождавшему их. И тогда он, Гитлер, вышел из штаба с непокрытой головой и шел до машин, стоявших довольно далеко, демонстрируя пренебрежение к русскому «генералу» морозу. Мальчишество, конечно только досадили ему эти проклятые испанцы. Фон Кюхлер жалуется — и вояки они плохие. Видно, придется снять их с опасных участков, оставить за этими голубыми только охранные функции.